Аглая закивала и тут же, нараспев, озвучила то, что успела запомнить.
С няней нам очень повезло. Серафима Яковлевна мировая женщина. В прошлом заслуженный учитель со стажем, сейчас на пенсии. Она закончила факультет иностранных языков, и являлась настоящим полиглотом.
На вид няня немного грозная, даже я ее побаивался в первое время, но по общению Серафима Яковлевна оказалась мягкой и приятной. Хоть и дотошная, и требовательная порой. Но с Аглаей так и надо.
– Молодцы, – с улыбкой произнес я, чмокнув дочку в щеку.
– Девочка у вас умненькая, но ленивая, – последнее слово няня произнесла с укором и по слогам. Аглая посмотрела на меня, нахмурившись, и начала слезать с рук. Оказавшись на ногах, она недовольно сложила руки на груди.
– Просто, стимула у нее нет, – хохотнул я. – Аглаш, – заискивающе окликнул ее, дочка обернулась. – Если будешь хорошо заниматься, соглашусь на то, что ты давно просила.
– Собака? – улыбаясь до ушей, уточнила дочь.
Я лишь кивнул в ответ.
– Обещаю, что буду очень хорошо заниматься! – хлопнула она в ладоши, уткнувшись носом мне в живот, а потом повернулась к няне и уточнила:
– Продолжим?
Серафима Яковлевна покачала головой.
– Это не совсем педагогично, Кирилл Андреевич.
– Зато, как видите, действенно.
– Не поспоришь, – усмехнулась няня, а Аглая подошла к ней и взяла за руку:
– Ну что, пойдем?
Дочь очень хотела собаку. Полгода только о ней и говорила. Сначала Аглашка просила братика или сестричку, ведь у ее подруги Жени есть и тот и та, но заводить детей в ближайшее время я не планировал. Да и не с кем.
Так что пусть будет собака.
– Нет, Аглая, – наклонившись, ласково произнесла Серафима Яковлевна, – на сегодня хватит. Продолжим завтра. Мне пора.
– Хорошо, – с тяжким вздохом ответил ребенок.
Мы с Аглаей проводили няню и отправились на кухню, чтобы вместе поужинать.
Пока я разогревал еду, Аглашка с энтузиазмом рассказывала мне, чем они сегодня занимались с няней. Потом еще раз повторила вслух английский алфавит. Но как только я поставил перед ней тарелку с едой – дочка замолкла. Она на всю жизнь вызубрила правило: когда я ем, я глух и нем. А запомнила она это из-за весьма неприятной ситуации: не так давно Аглашка так же что-то мне рассказывала во время еды и подавилась. Сказать, что я тогда испугался – это ничего не сказать. Лицо у ребенка стало красным, дышать она не могла, даже губы синеть начали... Но я вовремя взял себя в руки, схватил дочь и надавил на грудную клетку – кусочек еды покинул трахею Аглаи. Таких испуганных глаз ребенка я не видел никогда. И с тех пор все разговоры за едой у нас табу.