– Дорогие телезрители!– доброжелательным тоном Ангелины Вовк начинает вещать Анка в телевизоре. – Пожалуйста, не пытайтесь управлять своим телеприемником. Теперь им управляем мы. Не нажимайте никакие кнопки и не трогайте ручки настройки! Если вы это сделаете, ваш телевизор взорвется! Это не шутка. Хорошо поняли? Вот и славно. Тогда мы начинаем сеанс «Мэджик вижн»!
На экране крутится заставка и возникает лицо Лютого. Из телевизоров во всех моих квартирах несется:
– Заинтригованные созерцатели! В эфире – новости телевидения. Возможно, вы об этом не знаете, но это – правда!
– Писатель Умаров за прошедший месяц появился в трех программах второго канала и в двух программах первого канала. Депутат Акцизов принял участие в четырех программах, вышедших в эфир…
В этот момент все участники дружеской компании одновременно перестают контролировать свои эмоции. Девчонки начинают визжать «Получилось! Получилось!», парни прыгают по комнате, пародируя орангутанг-фристайл, затем все разбегаются по квартире. Илона бежит на кухню за шампанским. Никита торопится во вторую спальню за животворящими «Раста Энджелами», чтобы обновить кальян. Анка с криком: «Во мы дали! Обоссаться!» бросается в туалет. На несколько минут Лютый у экрана остается один. Неожиданно его казавшаяся неистребимой усмешка исчезает с худого лица. Оно приобретает грустный, даже обреченный вид. Лютый – художник. Ему всегда грустно, когда очередное произведение закончено. Он устало падает в кресло и наливает себе виски в бокал на три пальца.
На телеэкране заканчиваются «новости телевидения», снова крутится заставка «Мэджик вижн», ее сменяет изображение Илоны:
– Мы начинаем литературные чтения, – Илона раскрывает толстый том у себя на коленях, делает глубокий вздох, и из всех телевизоров, к которым припали мои жильцы, звучит: – В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о Розе», казалось взволнованным так, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ла-Рошель…
Лютый готовится, но так и не успевает испытать ностальгическое блаженство. Перед ним внезапно возникает бледное лицо Белки. Заостренный нос, вываливающиеся из орбит глаза, четыре веснушки, как кровавый креп, выделившийся на белом.
– Слава… Там Слава… – голос Белки дрожит.