Вот я крашеная в «платину» у входа в «Шлагбаум», с открытым животом и наглым взглядом. Здесь мне шестнадцать. Мы живем в Твери. Я и мой дядя, которого я в глаза называю дядя Тони, а за глаза зову «Tony Pony», потому что школа с углубленным изучением английского сделала из меня законченную мисс Тэтчер, так мы обзывали англоманок.
Но по паспорту мой дядя – Антон Афонович. Ему недавно стукнуло сорок лет, мы не отмечали. У него брови – как два мохнатых енота. Поэтому иногда незнакомым людям кажется, что взгляд у дяди тяжелый и хмурый, как колючая елка в зимнем лесу. Он почему-то помешан на елках… Хотя на самом деле его брови – два подвижных енота-акробата, дядя иногда дает их представления, и в такие минуты любой поймет, что Тони-Пони – сказочно добрый, а больше всех на свете любит меня. И я его очень люблю. Он у меня – единственный. Правда, еще есть Фил, который называет меня «Народная артистка» и таскается из клуба в клуб, следом за моей артистичной персоной. Фил мне не «мальчик-друг», а просто хороший друг, если ты понимаешь. Почти брат, мы ведь росли вместе. Фил – большой, добрый и немного несчастный. Большой и добрый он от природы, а несчастным его, кажется, делаю я. Фил влюблен в меня с первого класса. А я… А я уже сообщила, что я – редкостная сука? Нет? Хм… Это правда. Ну, как я могу броситься на шею парню, с которым мы ходили на соседние горшки в детском саду? Двухметровый неуклюжик, Фил на все вокруг посматривает настороженно-наивно из-под своей косой черной челки. На самом деле он не наивен, просто – плохое зрение, а очки Фил не выносит. Еще он занимается дзюдо, читает все время какого-то Мисиму и достает меня длинными россказнями о самурайском духе. По их, по-самурайски, рассказывает Фил, жить надо так, будто ты уже умер. Я примерно так и отреагировала, когда он в первый раз сделал мне предложение:
– Ты сдурел, Фил?! С чего это вдруг, на пятнадцатом году знакомства?.. А-а-а-а… ты же у нас самурай? Так живи так, будто уже женился на мне и вскоре развелся!
Жестоко, конечно, получилось, но Фил – молодец! Выдержал! Только долго вздыхал, стучал кулаком себя по коленке и за челку прятался. А после – началось! Фил стал регулярно проявлять стойкость самурайского духа. Целеустремленность, по-нашему. А по-моему – упрямство. Объяснения стали еженедельной нормой. Фил объясняется очень смешно, в каждый заход, пытаясь подобрать новые слова, иногда вообще противоположные тем, которые он говорил на прошлой неделе. Ну, например, через неделю после очередного отказа приходит с букетом белых хризантем, которые я, к слову, терпеть не могу, мнется с ноги на ногу и начинает: «Лерка… я в прошлый раз говорил, что люблю тебя… Знаешь, я немного не то имел в виду, что ты подумала… Я говорил, что хочу жениться на тебе, жить с тобой… Да, я – дурак… я понял, что покушался на самое дорогое, что у тебя есть, на твою свободу… Прости, Лерка! Я не это имел в виду… Ты – свободная белая женщина… конечно-конечно… – тут Фил начинает частить и запинаться, – ты можешь делать что хочешь, ходить с кем хочешь, можешь поехать в Москву или… там… в Лондон… заниматься дайвингом… ездить автостопом… ловить мурен в Китайском море… просто я имел в виду… я подумал… знаешь, – в этом месте Фил становится похож на старый советский флаг в кладовке у Тони-Пони, такой же красный и обвислый, – я просто люблю тебя и хочу жить с тобой… короче, выходи за меня замуж…»