- Рейночка Ядвига!
– окончательно портя мне утро, раздалось от ворот. – Вы уже на
работу?
Я заставила себя
растянуть губы в улыбке, повернуться и поздороваться с Геранимом,
сослаться на множество дел и юркнуть за дверь.
- Сама виновата,
не стоило вчера о нем вспоминать, - обругала я себя, шагая через
холл.
К счастью мой
настырный поклонник не стал ломиться в офис. Как и всегда. Пока
Гераним Самохвалов разделял рабочее время и свободное, что
уберегало меня хоть на время от его ко мне интереса.
В целом день
начинался довольно тихо. Я спокойно дождалась, когда часы пробили
девять раз, привычно отнесла поднос в кабинет и уже собиралась
вернуться на свое рабочее место, когда Анджей Крукович предупредил,
не отрывая взгляда от бумаг:
- Должен прийти
Радамир. Проводи его ко мне сразу же, Ярослава.
Я уже привычно не
заметила ошибку начальника, кивнула и молча удалилась, уже в
приемной позволив себе почти пророческое предположение:
- Сегодня что-то
произойдет?
Вчера начальник
куда-то отправился, а утром выглядел изнуренным и помятым, будто
вернулся домой лишь утром. И вот теперь должен явиться Станислав
Радамир, хотя вчера ему еще не было назначено, а на сегодня у шефа
не менее двадцати посетителей с сомнительной репутацией.
Задумчиво
перелистнув несколько страниц, я вписала имя князя в журнал
посетителей и вернулась к своим делам, но успела разобрать и
выписать данные лишь по нескольким делам, прежде чем в дверь
позвонили. С легким неудовольствием я глянула на циферблат часов,
убеждаясь, что незваному гостю придется просидеть в приемной более
получаса, прежде чем мой начальник соизволит принять хоть кого-то
этим утром.
За дверью оказался
невысокий и какой-то весь неправильный человек. У него была слишком
большая, практически яйцеобразная голова, сидевшая на короткой шее,
так что белый воротничок-стойка подпирал пухлые смуглые щеки. В
лысине отражалось утреннее чистое небо. Безволосая голова сильно
контрастировала с повышенной волосатостью в других местах. Клочки
волос торчали даже из ушей и ноздрей огромного кривоватого носа, а
подбородок и щеки мужчины чернели от пробившейся щетины. В руках,
смуглых в немалой степени и от темных волосков на пальцах,
посетитель сжимал потрепанную черную шляпу и чуть сбитую в
наконечнике трость из темного дерева. В ручке трости, выполненной
из отполированного серебра, как и в несоразмерно длинных лаковых
штиблетах так же плясали искорки утреннего света.