– Это тебя?! Что я слышу, Грязнов?! Между прочим, постоянное общение со стукачами откладывает серьезный отпечаток на характер опера, не замечал?
Грязнов ядовито рассмеялся:
– Не лезь в бутылку, Саня. Костя, прежде чем поинтересоваться, куда мы вчера запропастились, предупредил, что дело, которое он тебе поручил, серьезнее некоторых амбиций. Я уже в курсе, поэтому бери-ка ноги в руки и кати ко мне. Куда ты без меня денешься?
– А-а, – удовлетворенно протянул Турецкий, – значит, он и тебя запряг? Это меняет дело, как говаривал наш бывший вождь и учитель. Соседи что-нибудь уже нарыли? – Он имел в виду Лубянку.
– Кое-что имеется, приезжай.
Внешний вид генерала милиции никак не говорил о том, что он cо своим другом, тоже генералом, но от прокуратуры, иначе говоря, государственным советником юстиции третьего класса Александром Борисовичем, старательно и достаточно стремительно – от одиннадцати вечера до почти трех утра – искажал свой моральный облик, как говаривали в добрые старые времена. Никаких следов ночной борьбы с собственным здоровьем. Турецкий искренне позавидовал цветущему виду Вячеслава, хотя тот был старше на целых пять лет. Ну, рыжие, когда-то непокорные кудри стали редкими и пегими, да еще погрузнел, вторая так называемая грудь раздалась, отчего пуговицы мундира сходились с трудом.
Но прежним блеском светились хитрые глаза. А вот Александр Борисович, если посмотреть со стороны, в настоящий момент вполне соответствовал бы юмористическому представлению об ожившем вопросительном знаке – такой же длинный и слегка изогнутый в верхней своей части.
– Вот почему, Саня, – встретил Турецкого Грязнов, вмиг оценив внутреннее состояние друга, – я уже давно не хожу замуж. В смысле не женюсь, понял? Никто не помогает мне жить и не следит ревнивым оком за моей нравственностью. Но я – это я, а ты – это ты, со всеми вытекающими. Ты когда ж уехал-то?
– Здрасте! Будем искать вчерашний день?
– Да нет, я все помню. Мы сидели, потом…
– А потом ты заявил: все, иду спать.
– Разве? – удивился Грязнов. – Скажите пожалуйста! Значит, сработала защитная реакция организма. А ты, надо полагать, явился домой и к Ирке полез? Она дала отлуп, и тогда ты, кровно обидевшись ушел в эмиграцию, так?
– И находился в ней до утра, – подтвердил Турецкий.
– А я всегда утверждал, что в эмиграции плохо, – сморщил нос Грязнов. – Ho дураки не понимают, думают, им там медом намазано. А там…