– Ну и к чему ты потащила ее на такое непотребство? – возмутилась она. – Усадила бы по-тихому на лестнице. Не для того я отпускаю с вами моих деточек, чтобы потом их приводили ко мне в таком виде, – глянь, аж вся посинела от крика, бедная. Тоже мне, игрушку нашла!
Она усадила меня к себе на колени, и я снова расплакалась.
– Ну хватит, хватит, птичка моя, – сказала она.
Флора стояла перед ней молча и все наматывала на палец длинную прядь волос, прикрывала пунцовую щеку. Миссис Саксби была страшна в гневе. Она смотрела на Флору, топала по ковру ногой в домашней туфле, покачиваясь в кресле-качалке – это было допотопное скрипучее деревянное кресло, в которое никто не смел садиться, кроме нее, – и гладила меня по спине своей большой грубой рукой. Меня же всю трясло от рыданий. И вдруг…
– Знаю я твои штучки, – тихо произнесла она. Она и впрямь про всех все знала. – Что там у тебя? Пара утиралок, так? Пара утиралок и дамский кошелек?
Флора закусила прядь волос.
– Кошелек, – призналась она после короткой заминки. – И склянка духов.
– Покажи! – Миссис Саксби требовательно протянула ладонь.
Флора насупилась, но послушно сунула руку в прореху у пояса юбки и порылась там. Можете представить мое удивление, когда прореха оказалась вовсе не прорехой – в этом месте к платью был пришит потайной шелковый кармашек. Она вынула из него черный матерчатый кошелек и склянку с пробкой на серебряной цепочке. В кошельке оказалось три пенса и еще половинка мускатного ореха. Видать, все это Флора стащила у той подвыпившей тетки, что хватала меня за платье.
Когда откупорили склянку, запахло розами. Миссис Саксби понюхала.
– Не густо, – сказала она. – Разве это улов?
– Я бы еще нашарила, – Флора покосилась на меня, – если бы она не верещала.
Миссис Саксби качнулась вперед и влепила ей новую пощечину.
– Если бы я знала, что у тебя на уме, ты бы вообще осталась ни с чем. Так вот, послушай внимательно: хочешь жулить – бери любого другого ребенка. Только не Сью. Поняла меня?
Флора набычилась, но кивнула: мол, поняла. Тогда миссис Саксби продолжала:
– Хорошо. А теперь бери и спрячь как следует, не то нажалуюсь твоей матери, что ты гуляла с джентльменами.
Потом она уложила меня в свою постель – потерла ладонями простыню, чтобы согреть ее, подула на мои пальцы, чтобы согреть меня. Из всех своих воспитанников только со мной она так возилась, больше ни с кем.