– Это все политика, как вы считаете, Александр Борисович?
– Денис, хочешь честный ответ?
– Разумеется.
– Не знаю. Понятия не имею. И не желаю иметь. Мне, знаешь ли, скажу тебе по секрету, стоило некоторых трудов организовать себе командировку, как раз когда последняя кампания против Клеонского началась, так что сейчас все это происходит без моего скромного участия. И слава богу! Он там у себя в Лондоне что-то не то сказал про Президента, а может, и не сказал, может, это сочувствующие ему СМИ потом такой вид сделали, задним числом цитату выдали, чтобы представить ситуацию как политическую травлю невинного бизнесмена. С этими миллиардерами никогда ничего не разберешь. И чего им не живется спокойно, спрашивается? – Турецкий вытер губы и на секунду задумался. Денис явственно прочитал промелькнувшую в его глазах мысль: не взять ли десерт? Судя по тому, что помощник генерального прокурора вздохнул, десерту на столе появиться было не суждено. – Короче, извини, Денис, тут я тебе ничем не помогу, кроме самых общих сведений. И некоторых собственных мыслей. Видишь ли, Клеонский – не совсем тот человек, который всегда отстаивал либеральные ценности. Он стал либералом в изгнании.
– Не понял? – удивился Денис.
– Объясняю. Олигарх в изгнании – это существо, прямо противоположное, допустим, революционеру. До революции революционер либерален, а потом он бац – и учреждает тайную полицию. С нашими миллиардерами все ровно наоборот. Здесь они зверствуют, а за бугром вдруг оказываются борцами за правое дело и чуть ли не политическими беженцами.
– Клеонский же не первый день в политике, – возразил Денис. – Он сопредседателем «Прогрессивной России» стал не вчера.
– Ну и что? Для Клеонского власть – это высокодоходный финансовый инструмент, и в значительной степени благодаря таким, как он, мы сейчас имеем то, что имеем.
– Я слышал, что арестован контрольный пакет акций его компании…
– Слышал он, – ухмыльнулся Турецкий. – Тоже мне большой секрет. Правильно слышал, конечно. Теперь Клеонский из своего туманного далека кричит, что раз ему какой-то там лакомый кусок оторвать не удалось (или, читай, удалось, но его скоро отнимут), то теперь он, этот самый кусок, должен принадлежать всему народу, а не каким-то отдельным мутным «прихватизаторам». Нехило?