– Часто произведения абстрактного искусства только кажутся на одно лицо, а в действительности это далеко не так, – ответил Гордеев с досадой.
Войдя в гостиную, девушка радостно хлопнула в ладоши:
– Да и комнату не отличить. Та же самая мебель, может, только расставлена чуточку иначе.
– Но ведь тут только кресло, стол и диван, – заметил он, подавая ей бокал с морсом.
– Вот я и говорю. – Она осушила бокал в два счета.
На этот раз он промолчал. Девушка уселась на диван и закинула ногу на ногу. Казалось, она была всем очень довольна и явно ждала от Гордеева новых знаков внимания. Гордеев направился было к магнитофону, но передумал, потом вспомнил, что в холодильнике у него есть мартини, однако снова передумал и, присев напротив девушки, спросил:
– Вы позволите задать вам несколько вопросов?
– Сколько угодно.
– Когда вы были здесь в первый раз, тренер ставил музыку?
– Да, кажется.
– И угощал вас чем-нибудь, например мартини?
– Нет, он налил мне вермута.
– Это ведь одно и то же.
– Разве?
– После чего тут же подсел к вам на диван, не так ли?
– Да, подсел, – подтвердила Алла. – А что?
– Постойте. И начал ухаживать за вами?
Вопрос немного смутил ее. Она спросила:
– Извините, но почему вы спрашиваете об этом?
– Не беспокойтесь, – сказал Гордеев, – я не стану задавать вам нескромных вопросов. Меня интересуют лишь, как говорится, побочные детали. Итак, он начал ухаживать за вами. Сознайтесь, – тут Гордеев на секунду задумался, – для того чтобы вплотную приступить к делу и в то же время не смущать вас, он сперва сел напротив вас, а потом рядом?
– Кажется.
– А потом, например, не погладил ли он вас по руке?
Алла рассмеялась:
– Но как вы угадали?
Как он угадал? Не мог же Гордеев ей ответить, что как раз то же самое собирался проделать и он. Юрий смотрел на девушку, и теперь ему казалось, что ее окружает невидимая черта, которую опасно переступить, как опасно приближаться к столбам с проводами высокого напряжения. В самом деле, он не мог ни сказать, ни сделать ничего, что, видимо, уже не было сказано или сделано при тех же обстоятельствах тренером. И этот тренер, в свою очередь, был не чем иным, как первым зеркалом в бесконечном ряду зеркал, к примеру, парикмахерской, в которых, насколько хватает глаз, он не увидел бы ничего, кроме себя самого. Наконец он спросил: