А я думаю про себя, сколько раз он таскал сюда этих профурсеток, а потом обвинял меня, что я качусь в пропасть и позорю его своим поведением. Вряд ли эта — первая. Но я, мать его, ни разу даже не задумалась об измене! Только сегодня вечером позволила себе слабость, впервые за всю жизнь, начиная с пятнадцати, потому что слишком растеряна была, слишком зла на мужа. Да и то, не смогла до конца пойти.
Дура. Надо было переспать с Викингом, хоть что-то хорошее сейчас помнила.
— Сашенька, мне уехать? — спрашивает на удивление низким голосом, а у меня мурашки по коже.
От неё, мужа, всей этой ситуации.
— Конечно, уехать. И любовничка своего прихвати заодно.
Она переводит на меня мутный взгляд карих глаз и хлопает нарощенными ресницами. А потом выходит из комнаты, не сказав больше ни слова.
Щёлкает замок входной двери, а я говорю:
— Уходи. Христом богом молю, уходи.
— Да никуда ты меня не прогонишь, даже не пытайся, — говорит, усаживаясь на стул. — Я пока ещё твой муж, а в этом доме прописан. Так что не выгонишь.
Я закрываю глаза, дышу глубоко, чтобы успокоиться. Этот цирк уже порядком осточертел, но внутри такая пустота, что даже плакать не хочется. Моя жизнь — привычная и понятная — оглушительно трещит по швам, и я совершенно не знаю, что с этим делать.
— Не хочешь по-хорошему? — интересуюсь, хотя прекрасно понимаю, что Саша решил держать оборону до последнего.
— Это ты не хочешь по-хорошему. Сама решила от меня уйти, вот и расхлёбывай. Почему я должен?
— Господи, какой же ты идиот, — вздыхаю и нащупываю рукой сзади небольшой кувшин.
Ну, придурок, берегись!
Запускаю в него кувшином, а Саша уворачивается, матерясь. Это только начало, дорогой мой, только начало. Хватаю тарелку, кидаю её. Дальше в ход идут стаканы, миски, ложки — всё, до чего удаётся достать и чем удобно бросаться. Саша падает на пол, прикрывая голову руками, словно наш дом бомбят.
Делаю рывок в сторону Сашиного лежбища, падаю на колени рядом и выкрикиваю:
— Получил?!
Не дожидаясь ответа, принимаюсь лупить по спине, бокам, голове мужа кулаками. Вкладываю всю силу, не думая о том, что могу покалечить или вообще убить. Мне нужно вытолкнуть из себя комок боли и обиды, мне нужно освободиться. Потому буду драться и орать, пока меня кто-нибудь не остановит.
— Чокнутая! — орёт Саша, перекатываясь на спину. — Совсем ополоумела?!