Правильней всего было, конечно, купить эту однушку самому, чтобы никто и никогда не мешал, но, с одной стороны, метража у Владимира Павловича хватало с избытком, а с той же стороны, демонстрировать кому-нибудь, что у него есть «такие» деньги, было нельзя.
Он кивнул сидящей в будке консьержке киргизке и прошел к лифту. Многие во дворе возмущались, что все дворники, консьержи и уборщицы в подъездах теперь были гастар-байтерами, но Платонова это нисколько не волновало – каждый выживает, как может. Ведь не от хорошей жизни эти дети южных краев потянулись в страшно холодную для них столицу. Главное: дело делают и гораздо лучше, чем когда эти «должности» занимали местные алкаши. Теперь хоть по двору пройти можно.
– Давай я твой пальто почищу, – услышал он за спиной резкий голос с неприятным акцентом.
– Что? – не понял Платонов.
– Пальто дай. Чистить буду, – повторила жительница южных краев.
– Нет, спасибо, – Владимир Павлович отвернулся к лифту.
– Как знаешь, – совсем по-русски ответила женщина и закрыла свою каморку.
Платонов знал, что за чистку придется платить какие-нибудь смешные деньги, рублей двадцать – тридцать, но делать этого было нельзя. Пенсионер, подрабатывающий в цирке гардеробщиком, не мог быть мотом.
Дверь лифта с гулким стуком захлопнулась, и Платонов медленно поплыл на свой чердак. Его квартира и пустующая однушка располагались в некоем подобии башни, возвышающейся над основным корпусом, что придавало дому почти романтический вид. Парную к ней башню занимала мастерская художника. Владимир Павлович иногда наблюдал его за работой, но сам задергивать занавески с этой стороны никогда не забывал.
Он вошел в прихожую, положил сумку со шкатулкой и приобретенными сегодня предметами на подзеркальный столик и снял зимние ботинки. Поставил их на отдельный коврик, чтобы стекла вода, потом снял пальто и внимательно рассмотрел его. Все оказалось не так уж и страшно – щетка, горячая вода и пятнадцать минут работы привели добротную ткань в достаточно приличное состояние. Сохнуть будет, наверное, целый день, но завтра Платонов собирался выходить на работу только вечером.
Он развернул шкатулку, поставил ее посреди большого стола в центре комнаты и отправился на кухню. Винегрет, отварная рыба и бездрожжевой хлеб были куплены еще вчера. Из еды Владимир Павлович мог позволить себе все, что угодно: от консервированных французских паштетов до простой черной икры, никто все равно не видит, что он несет домой из магазина. Но три российских богатыря – холецистит, гастрит и геморрой диктовали свои условия, и Платонов давно перестал с ними спорить.