— Пока ничего. — На лице девушки мгновенно возникла маска
равнодушия. Она плотнее укуталась в наброшенный на плечи плащ. —
Головорезы Якуба вернулись с собранной данью и теперь празднуют.
Много волколаков.
После пояснений Хетем Артур понял, какие именно крики он слышал.
Новые посетители борделя ни в чем себе не отказывали, включая жриц
любви.
— Уходим? — Вскочив с кровати, юноша запутался ногой в штанине,
пытаясь натянуть их на себя побыстрее.
— Сейчас там слишком опасно для любой девушки. А если поймут,
что я Лучезарная… лучше точно не станет. — Хетем смяла край
покрывала, прикусив губу.
Артур потянулся к сапогам, да так и замер. Что за черт? Он же не
разувался, мгновенно выключившись. Он бросил быстрый взгляд на
Хетем. Девушка все так же напряженно смотрела на дверь.
«Неужели она меня раздела? Как-то очень неожиданно… И
зачем?»
Обувшись, он присел рядом с Хетем и осторожно накрыл ее ледяную
ладонь своей. Напряженная как струна, она даже не повернула головы.
Сейчас она казалась хрупкой девушкой, а не грозной
каддэей-фениксом, в чьей власти совсем недавно было обратить весь
город в пепел.
Крики затихли глубокой ночью. Несколько раз в дверь громко
стучали, но пьяным волколакам слишком быстро надоедало, и они
уходили. Невольные пленники собственной комнаты, Артур и Хетем
сидели в полном молчании, не расцепляя рук, до тех пор, пока звуки
за дверью не стали тише. У Артура жутко ныло все тело, но он не
двигался с места, чувствуя, как важна его поддержка для Хетем.
Наконец, каддэя убрала ладонь и встала, освобождая парня.
— Спасибо, — еле слышный шепот долетел до Артура, и тот лишь
неловко кивнул.
Сборы не заняли много времени — быстро перекусить зачерствевшими
лепешками да набросить на плечо сумку. Хетем медленно отворила
дверь, выглянула в коридор, напряженно прислушиваясь, потом махнула
рукой.
Второй этаж будто пережил налет мародеров. Всюду валялись кости,
пустые бутылки, обломки мебели и грязные тряпки, некогда бывшие
одеждой. Хватало и тел — в воняющих спиртом красных лужах валялись
несколько массивных мужиков с бородами-лопатами, оглашая коридор
богатырским храпом. В комнатах с распахнутыми дверями преобладали
женщины, чаще всего они лежали обессиленные в кроватях. Оставшиеся
в сознании курили с остекленевшими глазами, а одна что-то втягивала
блестящим носом с пожелтевшего платка.