Хозяйственное подворье управы было залито серой предутренней мглой. Впрочем, как и весь город. Ансельм и Ди тенями переплыли открытое пространство и шмыгнули за калитку. Тотчас раздалось приветственное фырканье лошади. Ди без слов забралась в телегу и зарылась в тюки. Против ожидания они оказались не жгучими, к тому же на ней был плащ из грубой ткани. Тюремщики не польстились на ведьмину одежку.
Под равномерное подпрыгиванье телеги она задремала. Но тот диковинный сон, вышитый тонкой нитью по тревожной канве неведомого и спугнутый простаком Ансельмом, к ней больше не вернулся.
– Эй, проснись! Приехали. Можешь вылезать.
Продрав глаза, Ди вынырнула из-под огромного тюка. Телега стояла в каком-то дворе. Вокруг бродили куры, беспокойно квохча, их лениво обнюхивал беспородный пес, а невдалеке развалилась тучная хавронья и грела пятачок на только-только показавшемся солнце.
Ди спрыгнула на землю. Ансельм, опасливо оглядываясь по сторонам, поспешно затащил ее в дом.
– Чье это хозяйство? Твоего лекаря?
– Нет. Учитель только держит здесь комнаты. А хозяйка – вдова. Она не любопытна и не будет мешать. Но соседям лучше не показываться на глаза. Они болтливы и зловредны.
Ансельм шел впереди, знакомя с обстановкой.
– Это личные покои учителя. А здесь он принимает страждущих. Тут сплю я. А ты можешь расположиться вот здесь. Мы храним тут все, что нужно в работе. Я принесу тюфяков, вот и будет тебе постель.
Крохотное помещение выглядело как средневековая аптека: полки, шкафчики, подставки с банками, коробочками, горшочками, разнообразными склянками, мешочками. Мази, притирания, зелья, порошки, травы в пучках, сосуды с разноцветными жидкостями. И над всем этим стоял густой, непередаваемо вонючий запах нетрадиционной, на две трети суеверной медицины. Ди недовольно сморщилась.
– А сушеных пиявок и жабьего экстракта у вас тут нет?
Ансельм развел руками.
– Эти ингредиенты не входят в число лекарских. Они более надобны при ведовстве. Но если все это понадобится тебе, я попробую раздобыть.
На его лице проступило столь отчетливое выражение самоотверженности пополам с пугливым отвращением, что Ди проявила милость:
– Не надо. Обойдусь. А вообще-то, с чего ты взял, что я собираюсь здесь жить? Ты меня вызволил, за это спасибо, но если ты считаешь, что теперь я раба твоих прихотей, то ты ошибаешься.