Вспомню, Господи, каким я был, вижу, каким стал, и дивлюсь переменам в себе. Благодарю, Господи, за благодать Твою.
Всегда я завидовал Николаеву, его жизнерадостности. Когда он сломал ногу, я злорадствовал, но он стал еще жизнерадостнее и веселее. Потом он сломал вторую ногу и стал совсем счастливым. Господи, да пусть он сломает себе еще обе руки! А лучше, Господи, пусть свернет шею. Очень прошу Тебя.
Спасибо Тебе, Господи, за всё. Знаю, что стал другим человеком и уже свечусь изнутри. Сам посуди – раньше я завидовал Кошкину за то, что его любят звери, особенно собаки, их не отогнать от него. Как только я перестал завидовать, меня тоже полюбили, пусть не все еще, но уже от меня не отогнать ни мух, ни клещей, ни комаров.
Если и дальше так пойдет, Господи, клянусь: в Твою честь поставлю храм или часовенку, а лучше своими руками сделаю поклонный крест. А хочешь, поставлю Тебе самую большую свечку. Но это, конечно, не сразу. Если не хочешь ждать, поставлю маленькую свечку, у меня есть… почти целая.
Спасибо тебе, Господи, славься ныне, присно и во веки веков. Ты всесильный и всемогущий, я даже завидовал Тебе, но теперь, Господи, когда Ты занялся мною, я Тебе уже не завидую.
Слава Тебе, слава Тебе, слава Тебе! Аминь.
Вечером к дому подхожу, смотрю – по штакетнику ходит не то птица, не то человек. Птица, наверное, – крылья, хвост… но в галстуке и лицо человечье. Перья свалялись, лицо наглое, галстук набок, и сильно вином тащит.
Остановился я, оторопел, конечно. Птица говорит:
– Ну и где тебя носит, Николай?
Меня Николаем зовут. Голос у птицы пропитой, мужской. Птица – самец. Сигарету достала из-под крыла, закурила.
Я окончательно остолбенел, спрашиваю:
– Ты кто хоть?
– Кто, кто… Твой ангел без пальто.
– Ангел-хранитель?!
– Да.
У меня слезы из глаз, потом кое-как взял себя в руки, говорю:
– Где же ты раньше был, гаденыш?
– Когда, например?
– Например, когда я женился. Она оказалась не дочь министра, а лимитчица.
– Я отлетел на время, самого тогда чуть не охомутали. И вообще не надо никогда на министров надеяться, на себя надейся.
Я говорю:
– Погоди. Как отлетел? Твоя обязанность, твоя специальность – меня охранять, беречь от неприятностей.
Он:
– Ты вспомни, когда ты женился-то?.. Начало девяностых. В стране все перевернулось, вообще никто по специальности не работал. Горбачев всем устроил.