Едва добрел до своей резиденции, как перед глазами моська
Сумарокова нарисовалась. И нет, это не он сам во плоти пожаловал, а
свою иллюзию передо мной спроецировал. Продемонстрировал новое свое
умение.
- Иван Иванович, к тебе сейчас зайти можно будет? – Спросила
меня его иллюзия.
- Заходи, конечно. – Отвечаю я, а сам начинаю лихорадочно
вспоминать, как там дорогого гостя встречать положено. Очень уж
меня недавняя церемония приветствия у Бельских впечатлила. Черт!
Видимо мы с Димкой у разных учителей этикету учились, ничего
связного в голову не приходит. Так и просидел за своим столом, пока
Семен уже собственной персоной не нарисовался на пороге. Быстро
он.
- Что за нужда привела тебя, Семен, ко мне? – Поинтересовался я
после краткой церемонии вежливых расшаркиваний. Очень краткой, так
как с Семеном мы оба не были сторонниками придворных
церемониалов.
- Великая нужда, царевич.
- ???
- Не будет мне жизни, если новую трагедию к следующему месяцу не
предоставлю. Выручай, а!
- Не-не-не! Трагедии – великое искусство! Не гоже их в
повседневный быт беспричинно выводить. – Говорю, а сам пытаюсь
вспомнить хоть что-то из шекспировского наследия. Король Лир? Мимо.
Гамлет, который принц датский? Еще с тех самых пор, как его нам в
школьную программу включили, испытываю к сему опусу стойкую
неприязнь. Потому и не читал его толком. Да еще на мое восприятие
Гамлета накладывается сама книжка, в ту пору выпущенная местным
издательством. Жуткая, клееная, плохо открывающаяся книжонка в
суперобложке, по которой не иначе ногами потоптался местный же
художник. Который от слова совсем худо. И вот как быть с другом?
Ведь обидится.
Семен смотрит на меня пронзительными глазами незаслуженно
обиженного Шрековского котика и молчит. Он-то меня хорошо
изучил.
- Ладно, - начинаю свое полупризнание в собственной никчемности.
– Подкину тебе одну идею. Из дворцовой жизни одного принца. Нет -
нет! Я тут не причем в этой истории. Другой принц. Датский.
- Хм, - чешет свой затылок Сумароков через три часа писанины под
диктовку, прикидывая объем работы, которую ему предстоит выполнить,
чтобы получить из моего прозаического рассказа что-то удобоваримое
для постановки на сцене. – Царевич, а не мог бы ты и со стихами
помочь разобраться? А то боюсь, если не справлюсь, прибьет меня моя
Груня.