Спорить с начальством не стал, хотя
было интересно, о чем пойдет разговор между ведьмой и главой ДМБ.
При мне не было названо ни одного конкретного имени. Я не
спрашивал, пытаясь понять общую картину в целом и мотивы
преступников. Антипов же не торопил арестованную с ответами, не
намереваясь давать мне в руки слишком много лишней информации.
Ну и хрен с ним, все равно в итоге
предоставит материалы расследования, пусть и не сразу.
Прошелся вдоль камер временного
изолятора и задумался.
— А где находится Вестников?
Среди обычных задержанных бывшего
оперативника ДМБ не было. Значит он содержался отдельно.
Впереди щелкнули двери лифта и из-за
поворота показалась физиономия Митина.
— Стас, ты все еще тут? Где
Антипов?
Кивком головы указал на конец
коридора.
— В допросной.
— Ясно. Пойдем, поторопим. Тут
поступила новая информация, надо бы еще раз потрясти
Вестникова.
Только мы подошли к двери, как она
распахнулась, являя нашему взору угрюмого Дениса Андреевича.
— Ну, как? — поинтересовался
Кирилл.
Антипов нервно передернул щекой, чуть
отстраняясь.
— Приговор приведен в исполнение.
Заглянул через плечо начальника ДМБ и
поморщился.
Алиса Метелкина так и осталась сидеть
на стуле, единственное отличие заключалось в том, что ее голова
чуть откинулась назад, потускневшие глаза тупо уставились в одну
точку, а на лбу появилось маленькое пулевое отверстие.
Примерно чего-то подобного я и
ожидал, поэтому не был столь удивлен представшей перед моими
глазами картиной.
— Мертва?
— Почти. Серебряная пуля... но, чтобы
уж совсем наверняка, необходимо сжечь.
Митин покачал головой.
— Зачем сам-то?
— А что? — зло бросил Антипов. —
Церберу ее нужно было отдать на растерзание? Он бы порадовался.
Живой все равно нельзя было оставлять. Не мы, так из Бузиновских
кто-нибудь прикончил, а до этого поглумился всласть. Уж лучше так,
все милосерднее будет.
Антипов прав, окажись Алиса в тюрьме,
до нее в любом случае добрались бы. Слишком много она знала и
слишком многому была свидетелем.
Чисто по-человечески, мне было жаль
женщину, но как только я вспоминал перекошенное от боли лицо Бориса
и количество нелюдей, погубленных благодаря ее колдовству, вся
жалось вмиг пропадала, оставляя после себя лишь тихую грусть и
сожаление, что ничего уже нельзя изменить.
Митин нырнул в ответвление коридора,
где я еще никогда не бывал и указал в сторону неприметной
двери.