– То, что вы напрасно подозреваете Вересова, – сказал тот.
Старик сомнительно покачал головою.
– Нет, не напрасно, – сухо и отрывисто пробурчал он в ответ.
– Не напрасно?.. Но на чем же вы основываете ваше убеждение? Или все еще по-прежнему на ясновидении каком-то?
– На ясновидении, – решительно подтвердил Морденко, – Господь Вседержитель через ясновидение ниспослал мне это откровение среди сна полунощного.
«Эге, да ты, батюшка, видно, и в самом деле тово… тронувшись», – подумал следователь, оглядывая старика тем пытливо-любопытным взглядом, каким обыкновенно смотрим мы впервой на сумасшедшего человека. Морденко тоже глядел на него с абсолютным спокойствием и уверенностью своими неподвижными глазами.
– Ввести сюда арестанта Гречку! – распорядился следователь, который для этого случая нарочно выписал его из Тюремного замка.
Вошла знакомая фигура и как-то смущенно вздрогнула, увидя совсем внезапно старика Морденку.
Иногда случается, что самые закоренелые убийцы не могут равнодушно выносить вид трупа убитого ими или внезапной, неожиданной встречи с человеком, на жизнь которого было сделано ими неудачное покушение.
Гречка на минуту смутился, обугрюмился и потупил в землю глаза. Морденко, напротив, пожирал его взорами, в которых отсвечивало и любопытство, и злоба к этому человеку, и даже легкий страх при виде того, который чуть было не отправил его к праотцам.
«Боже мой, Боже мой! – угрюмо мыслил старик в эту минуту. – Убей он меня тогда – и вся моя мысль, вся надежда моя, все тяжкие усилия и кровавые труды целой жизни – все бы это прахом пошло недоконченное, недовершенное… Вот он, промысел-то! Вот он, перст-то Божий невидимый!.. Господь помогает мне, Господь не покинул раба своего…»
– Ну, любезный, – обратился пристав к арестанту, – расскажи-ка теперь вот им все дело по истине, как намедни мне рассказывал.
Гречка поморщился да брови нахмурил и затруднительно почесал в затылке.
– Нет, уж слобоните, ваше благородие!
– Почему так?
– Не могу, – с трудом проговорил Гречка.
– Почему не можешь?
– Да как же, этта… Вы – совсем другое дело, а тут… Нет, не могу, ваше благородие!
– Ну, полно кобяниться-то! Не к чему, право же, не к чему!
– Претит мне это, словно бы жжет оно как-то… Больно уж зазорно выходит, ваше благородие, да и незачем. Не травите уж человека понапрасну, оставьте это дело! – взволнованно сказал Гречка.