– А ты знаешь, мне все-таки по душе наше. Ведь куришь-куришь, а все равно мало.
– Каждому свое, – не соглашался рябой. – Как говорил еще мой дед – каждый гад на свой лад.
– Значит, гадом меня назвал? – притворно рассердился его товарищ.
– А как же, – поддержал шутку первый казак. – Кто третьего дня шинель мою керосином залил? Не ты?
– Так ведь я же случайно, – ухмыляясь, оправдывался донец. – Нешто я собирался керосин на тебя изводить? Склянка лопнула.
– Знаем мы вас…
Казаки, совсем еще молодые парни, дурачились и веселились, словно были не на войне. Да и что тут удивительного – жизнь у этих парней только-только начиналась, и казалось, что ей не будет конца. Никто из них не представлял, что эта война, которая, по их мнению, должна была закончиться за несколько месяцев, перерастет в нечто такое, что и вообразить себе невозможно. Но они об этом, конечно же, догадываться не могли.
– Значит, господин офицер, мы можем ехать? – с постной улыбкой поинтересовался пастор, пряча документы в портфель.
– А вот тут придется вам немного подзадержаться, – развел руками казак. – Надобно, значит, чтобы вы с нами в штаб проехали.
– Зачем? – с недоумением взглянул на него знаток Евангелия.
– Сведения, которые вы нам сообщили, большую важность могут иметь. И чтобы все было выяснено, надо вас начальству предоставить, – авторитетно пояснил казак.
– Не могу, – прижал руки к груди пастор. Весь его вид выражал полную готовность к сотрудничеству. – И рад бы с вами проехать, господин офицер, но никак не могу. Вы же сами… э-э-э… понимать, что и у военных, и у мирных люди есть дела, которые отложить никак нет возможно.
– О чем это вы? – нахмурил брови подъесаул. – Какие такие дела?
– Война собирать свой страшный жатва. Собирать, не спрося человека, не поинтересовавшись, согласен ли он отдать свой жизнь, самое дорогое, главный подарок Господь Бог, – пастор истово перекрестился. Если бы не забавные обстоятельства, в которых он оказался, то можно было бы подумать, что он находится среди своих прихожан в скромной деревенской кирхе. Однако вооруженные всадники с совсем неарийскими лицами возвращали в реальность. Кроме того, чудовищный немецкий акцент придавал комичность всем высоким выражениям духовной особы. Следом за ним, кстати, перекрестились и два рядовых казака. Только, естественно, по-своему.