Лилуилла опустилась в высокое кресло, взяла в руки надоевшую вышивку и запела. Глубокий, богатый интонациями, переливчатый голос девушки трепетно выводил слова грустной баллады о безответной любви, авторство которой приписывали самой Сумасшедшей принцессе:
Влюбился в розу соловей…
И вот хорей и ямбы
Среди березовых ветвей,
Слагает в дифирамбы
Лишь только солнце к вечерку
Не так паляще жарит,
Он розе новую строку
Вновь вдохновенно дарит
И песня громкая звучит
Над восхищенным лесом,
Но роза вежливо молчит
С безликим интересом
Она бела и холодна,
А он звенящим тоном
Готов любовь излить до дна
Над трепетным бутоном
В полете крылья распластал,
Он вдруг не удержался —
К шипам убийственным припал,
И грудью к ним прижался
Душа истерзанно кричит
Любовными словами,
Но сердце больше не стучит —
Пронзенное шипами
Алеет розовый бутон,
Налитый свежей кровью,
А соловей под смертный стон
Прощается с любовью
И умер маленький певец…
А в тот же миг случилось,
Что эта роза, наконец,
Проснулась и раскрылась
Но не увидит соловей
Как напитавшись кровью,
Сияет роза средь ветвей —
Живет его любовью…
Княжна много слышала о легендарной принцессе, доводящейся ей дальней родственницей. Но каждая новая история неизменно повергала Лилуиллу во все большее и большее недоумение. Женщина – забыв о своем истинном предназначении околдовывать мужчин, носится с мечом и кинжалами, а вместо пышного платья одевается в вульгарные мужские штаны и потертую шляпу. Женщина ли это вообще? Отказывается от власти и почестей, отвергает богатого и именитого жениха – подобное у княжны просто не укладывалось в голове. Да негодная рыжая принцесса позорит не только себя, но и весь женский род! Нет, Лилуилла не такая! Она, в отличие от Сумасшедшей принцессы, станет терпеливо ждать неведомого нареченного, петь и искусно вышивать шелковые платки, предназначенные тому, о ком она так жадно грезит в ночной темноте своей уютной девичьей спаленки – о прекрасном принце, который, конечно же, должен непременно оказаться высоким, смуглым и черноволосым. И он, несомненно, придет уже скоро, совсем скоро…
Первые лучи восходящего солнца застали меня во дворе, тщательно разглядывающую лезвие бесценного Нурилона. Я опасалась, вдруг ледяные клинки Тварей стужи причинили какой-нибудь вред волшебному мечу? К счастью, мои опасения не подтвердились. Нурилон как и всегда, спокойно сиял мерцающим, синим цветом, тихонько напевая привычную, лишь одной мне слышную песенку. Я ласково погладила черную рукоять и прижалась губами к обнаженному мечу, даря верному другу нежный поцелуй. Нурилон даже мурлыкнул от удовольствия и ответного, теплого чувства: