Кругом захохотали, и Колесник торопливо отошел к другим.
– Что он сказал?
– Кто его знает! Что-то, видно, о взятках.
– Вот черт!
А этот черт так и сновал в толпе. Теперь он, потирая руки, говорил батюшке:
– Да и заморили вы нас, отец Николай.
– Как это?
– Не поверите, во рту пересохло, аж горло тарахтит, как гусиная шейка, на которую бабы нитки наматывают в клубок, – шутил он, смеясь и подмигивая.
– Что ты тут лясы точишь? – перебил его Загнибида. – Святой отец! Благословите наш хлеб-соль!
Отец Николай прочел молитву.
– Начинается!.. Слышите? Начинается! – вбежав в соседнюю комнату, крикнул Колесник.
– Что начинается?
– Вот, – указал он на открытую дверь.
Около стола гости чокались с хозяином: батюшка, дьякон, Рубец, Кныш. Приятно звенели чарки; глаза у всех заблестели. Поспешил туда и Колесник.
– Просим, люди добрые, наш хлеб-соль отведать, – приглашал гостей Загнибида. – Спасибо вам, что не чураетесь, не забываете нас.
– А вы наготовили изрядно! – обратился к нему батюшка.
– Только это и осталось нам, отец Николай! Только и всего. Что нам делать с женой? Детьми Господь не благословил. Хорошо, что хоть приходят добрые люди поговорить… Хотя нынче все втридорога стало. Да подумаешь: на что нам это богатство! Для кого беречь? В могилу с собой не унесем. Просим покорнейше… Отец Николай! Антон Петрович! Федор Гаврилович! Кто же после первой закусывает? А вы что стоите? – обращается он к дьякону. – Пожалуйте!
Снова все засуетились у стола; среди других и старый псаломщик топчется.
– А ты смотри мне, чтоб не нализался, как вчера! – гаркнула стоявшая рядом с ним высокая костлявая баба с белесыми, точно оловянными, глазами, дернув его так сильно за рукав, что псаломщик покачнулся.
– Ефросинья Андреевна! Ефросинья Андреевна! – тихо промолвил тот. – Тут же чужие… люди.
– А вчера ты видел людей? А молодиц небось приметил?
– Так его, так! – вмешался Колесник в супружескую ссору. – Проберите его, Ефросинья Андреевна! Пусть не будет таким бабником! А то апостола в церкви читает, а сам шепчет молодицам – «шердечко мое».
– И вы на меня?! – сказал псаломщик, опрокинув чарку. – У меня вот зубов нет уже во рту!.. – И он показал свои почерневшие десны.
– А на что зубы? Чтобы поцеловать да еще укусить, – продолжал шутить Колесник.
Гости чуть не лопались со смеху.