На самом деле жуткие условия, ничего не
скажешь. Но все они, заведомо глупые и нелепые, сглаживались главным фактором —
внушительной заработной платой. Выплачиваемые суммы были куда больше, чем на
любом другом заводе в Бондсе, потому-то все и соглашались на условия рабства.
Именно поэтому, собственно, и Алекс устроился туда.
Только вот Хантера не устраивали
завышенные требования. Дней пять он, скрипя зубами, еще сдерживался и пытался
жить по введенным правилам, но после прошедших выходных, которые выпали из
памяти от колличества выпитого, конкретно психанул и начал работать по
собственной схеме: когда захотел, тогда и поработал; захотел — пошел курить и
плевал на всех. Все просто. Только вот такая схема не устраивала уже директора-тире-главзаведующего-тире-еще-кого-то-там.
Да и других работников тоже.
Еще раньше того, как сердитая “луковица”
просмотрела камеры наблюдения, начальнику донесли на Алекса недовольные
коллеги, не пожелавшие любоваться тем, как другие бездельничают. Хантер об этом
быстренько прознал и остался недоволен отсутствием взаимопонимания среди коллектива.
Тут-то и начались разборки.
Сначала по ушам получили чрезмерно “говорливые
крысеныши”, а там под горячую руку попал и сам директор-тире-бухгалтер, примчавшийся напомнить о своей беспрецедентной
власти, сдерживающейся в пределах, правда, только этого одинокого кирпичного сооружения
и определенных часов, что, несомненно, печалило по ночам бога кож-зам-фабрики. Сердитая “луковица”
высказала Алексу свое фи, на что и схлопотала по проплешине. Чрезмерная
вспыльчивость всегда душила попытки Хантера начать нормальную жизнь. Как бы то
ни было, с уже бывшей работы он вышел довольным и гордым собой.
Еще одной не самой хорошей его чертой была
любовь к выпивке и развлечениям. Снова-таки, Алекс не был пьяницей, но выходные,
проведенные в компании, заканчивались самым невообразимым образом. Хорошо, если
он всего лишь проснется с незнакомой девушкой, которую в упор и не вспомнит
потом. Печальней, если очухается на лавочке на другом конце города с пустыми
карманами, как было несколько месяцев назад.
Да, Бондс был таким — легкомысленным,
непостоянным и шальным. В других подлокациях о соседе давно уже сформировалось
нелестное мнение. Впрочем, как и о его обитателях, к которым такие
исключительные эстеты и праведники, как жители Регулума и Индастрила относились
с прохладно-снисходительным пренебрежением, но при этом и с опаской. И куда ж
без этого, с толикой отвращения.