Вскоре дверь снова отворилась и громко сопя, в комнату вошел
высокий, чуть тучный господин с тонкими чертами лица, длинным
крючковатым носом и складками вокруг рта. В руке он держал листок
бумаги, исписанный каракулями.
— Не могу ждать, ваше сиятельство! — провозгласил он. — Вы
должны услышать это первым! Написал сегодня утром. Мои стихи, так
сказать, с пылу с жару.
Суворов чуть слышно простонал, а Прохор стремглав бросился вон
из комнаты. Я недоуменно смотрел на них, не понимая причины столь
бурной реакции. Тем временем Хвостов поднял листок к лицу и с
выражением прочитал:
— Две трапезы, — и добавил, поглядев на меня, но не обращая
внимания на незнакомого человека. — Это название. Я долго ломал
голову и оно пришло мне как раз во время обеда. Надо же, какая
удача.
Он тряхнул согнутый лист, выпрямляя его в руке и начал
декламировать:
— Кричит какой-то стиходей,
На праздник приглася премножество людей:
«Я две трапезы дам для милых мне гостей -
Сперва духовную, потом плотскую.»
Сказали гости все: «Мы будем на вторую!»
Он закончил, поглядел сначала на Суворова, потом на меня и
победно улыбнулся. Я стоял, не в силах вымолвить и слова. Князь те
времен прикрыл лицо руками и я заметил, что его плечи трясутся от
хохота.
— Ну, каково вам? — спросил Хвостов. — Не правда ли, хочется
слушать еще и еще? Вы погодите, я вам прочту другую мою вещицу,
набросал совсем недавно…
Он перевернул лист, собираясь читать другое свое произведение,
но Суворов поспешно воскликнул:
— Митя, ты превзошел самого себя. Но только повремени, не все же
сразу! Ты вылил на бедного юношу целый ушат ледяной воды и даже не
дав ему обтереться, хочешь окатить еще одним ведром?
— Но я полагал, что он захочет услышать еще, — сказал Хвостов,
доставая из кармана еще кипу бумаг, отчего я и Суворов пришли в
ужас. — Вот, смотрите, какая прелестная поэмка.
— Погоди, Митя, — прервал его генералиссимус. — Позволь
представить тебе моего друга, Виктора. Он тоже знаком со многими
поэтами и может рассказать такие прекрасные стихи, что тебе и не
снилось. Давай послушаем его, прошу тебя.
Он махнул мне, приказывая читать любые стихи, не мешкая ни
мгновения. Я чуток смешался и рассказал первое, что пришло в
голову: «Письмо матери» Есенина. Когда я закончил, настала гробовая
тишина. Суворов и Хвостов смотрели на меня круглыми от удивления
глазами.