— Господа, что в итоге делать мне? — спросил Суворов.
— Я думаю, нам с коллегой надо назначить консилиум и согласовать
наши методы лечения, — сказал Гениш.
Обернувшись, я увидел, что врачи смотрят друг на друга с плохо
скрываемой неприязнью.
— Господа, может быть, вы позволите попробовать лечение ржаным
хлебом? — спросил я и все повернулись в мою сторону, только сейчас
вспомнив о моем ничтожном существовании.
— Это как? — спросил Гениш.
— Что вы имеете ввиду, молодой человек? — поинтересовался
Векард.
А Суворов ничего не сказал, просто блестел вопросительно
голубыми глазами.
Я пожал плечами, будто говоря о чем-то обыкновенном. Впрочем,
то, что я предлагал, действительно было самым обыденным способом
исцеления.
— Нужно взять обычный, только что испеченный, ржаной хлеб, —
сказал я. — Хорошенько его посолить и прожевать. Затем вместе с
солью разложить толстым слоем на болячку и перевязать.
— И все? — спросил Гениш.
Я кивнул.
— И все. Можно еще использовать баранью или говяжью печень. Там
немножко другой способ.
Прославленные светила медицины с минуту молчали, затем
переглянулись и захохотали. Гениш буквально согнулся от смеха, а у
Векарда тряслись щеки. Прохор тоже ухмыльнулся и погладил густые
усы. Суворов жизнерадостно улыбнулся.
Посмеявшись от души, доктора вытерли слезы и обмахнулись
платочками.
— Ох, давно я так не развлекался, — с придыханием сказал
Мельхиор. — Весело у вас, ваше сиятельство, позвольте заглядывать к
вам почаще, чтобы спасаться от хандры и меланхолии.
— Слушайте, ржаной хлеб и баранью печенку в пережеванном виде
лучше отправлять в рот, а не на больное место, — заметил Николай
Андреевич, все еще улыбаясь. — Вам не кажется, что это бездумная
трата провизии?
Я смущенно ответил:
— Думаю, в нашей ситуации лучше использовать любую возможность
выздоровления.
Доктора мгновенно перестали улыбаться и посерьезнели. Прохор
встревоженно кашлянул и только Суворов продолжал глядеть на
меня.
— Что такое вы несете? — злобно прошипел Гениш, а Векард подошел
ближе, крепко схватил меня за локоть и потащил вон из комнаты.
Выйдя на лестницу, он отвел меня к окну, убедился, что вокруг
никто не подслушивает и сурово спросил:
— Вы отдаете себе отчет, милостивый государь, в том, что вы
только что сказали?
Это что же получается, они не знали о том, что их знаменитый
пациент может умереть от болезни? Или, что еще хуже, знали, но
намеренно скрывали? Во всяком случае, они тоже меня достали со
своим профессиональным высокомерием и я не собирался с ними
церемониться.