А если бы Маргус не передал их?
Был ли шанс, что крылья не дадут о себе знать?
Моя вина...
Мужчина обнял меня, погладил по спине, но я больше не чувствовала в себе сил притворяться.
Не смогу. Не сумею изображать наслаждение и удовольствие, когда мой мальчик в беде, когда ему больно, когда он еще больше нуждается во мне, чем когда только попал в темницу, чем когда только родился и посмотрел на меня удивленными голубыми глазами, как бы спрашивая без слов: «Ты не убьешь меня, мама? Ты меня не убьешь?»
Я помнила день, когда у меня самой прорезались крылья.
Мне было тринадцать, и я впервые увидела Арсура альх анкер Пррансток, за которого мне предстояло выйти замуж по достижению восемнадцати лет. Высокий, взрослый, с солнечными волосами - ему уже было восемнадцать, но из-за моего юного возраста приходилось ждать целых пять лет, когда мы поженимся.
Как же я злилась тогда, что такая малявка! Как же мне хотелось улететь следом за ним и его отцом, когда они отбывали, заключив помолвку и погостив у нас всего день.
Мне казалось это таким несправедливым, обидным, таким неправильным, я чувствовала себя никчемным угловатым ребенком. Мне ужасно хотелось быть взрослой и красивой, чтобы Арсур в следующий свой визит не пичкал меня детскими карамельками. А подарил пудреницу, как взрослой барышне. Или помаду. А лучше – поцелуй.
Мои эмоции от его отлета были такими сильными, что спровоцировали мои крылья прорезаться, но это я поняла позже. Пока же корчилась от дикой боли и силилась не кричать, чтобы не услышали слуги и чтобы не сказали папе, что я слабачка.
Я пролежала на полу довольно долго, судя по тому, что изрядно замерзла, а потом меня взяли на руки, и я услышала родной запах, который тут же узнала.
- Папа…
- Да, дочь.
- Папа, мне плохо.
- Я знаю. Я рядом.
Он был со мной рядом два дня, пока я металась в горячке. Он вытирал мой лоб прохладным влажным платком, и он не позволял мне лечь на спину, уговаривая потерпеть, и что потом будет можно лежать на спине, сколько угодно.
Я слышала его голос и успокаивалась, потому что верила. Иногда я чувствовала, как в комнату входила Дитра, но она никогда не оставалась подолгу, и никогда не разговаривала со мной. Может, думала, что в бреду я ничего не слышу. Только раз я различила ее тихий вопрос, да и то не мне, а отцу: