, принадлежащее не единственно только ему, но множеству других подобных предметов, а потому и не выразит его индивидуальной особенности. Слово
[20] как непосредственное выражение единого, всеобщего, а не единичного духа выговаривает только существенное и переносит все непосредственно единичное в область всеобщего; оно есть всеобщее достояние, всеобщая среда, в которой все единичные, друг от друга различные индивиды понимают друг друга, и перестало бы ею быть, если б вместо всеобщих определений, доступных всем единичным индивидам и принадлежащих равно всем единичным предметам, оно стало бы выговаривать единичные созерцания единичных индивидов или единичные определения, исключительно принадлежащие единичным предметам. Тогда б языков было бы столько же, сколько единичных индивидов или созерцаний: вавилонское столпотворение, в котором понимать друг друга было бы невозможно и в котором разрушилось бы великое царство разумного, всеобщего духа, составляющего существо человека и различающего его от бессловесного животного. Слово разумно именно потому, что оно выговаривает только всеобщее, все же невыговариваемое – неразумно, ничтожно, а потому и не более как призрак, и попытка выговорить созерцаемый мною единичный предмет всегда будет тщетною. Например, как выговорю я дерево, стоящее
теперь и
здесь передо мною?
Это – дуб; но кроме его, множество других дерев носит то же самое название.
Высокий, ветвистый и т. д.; но все эти определения суть всеобщие выражения, равно применяемые и к другим предметам. Так что чувственному созерцанию остается только одно средство –
указание своего предмета:
этот стол,
это дерево. Но и это средство недостаточно для удержания предмета. То, что было
здесь, теперь уже не
здесь, а
там, а наконец уже и не
там, но совсем исчезло и заменилось другим. Мало того, одно сознающее
я говорит:
здесь дерево, и в то же самое время другое
я утверждает, что
здесь дом; и оба равно правы, потому что оба указывают, основываясь на своем не(по)средственном созерцании. Наконец, одно и то же
я в различные моменты времени утверждает различные, друг другу противоречащие истины:
здесь дерево, теперь ночь, а потом:
здесь дом, теперь утро; так что одна истина отрицается и уничтожается другой и заместо
мнимых единичных предметов чувственная достоверность должна ограничиться указанием