Изумленный этою неожиданностью (тогда я был еще весьма неопытен), я ей налил еще бокал, и с ним она распорядилась точно так же и снова подставила его.
Я посмотрел на нее с изумлением.
– В трактирах, знаете ли, подают еще такие маленькие покальчики (и она вся сморщилась), лючьше маленьким штаканчиком пить. А вы, каспадин, что же сами не пьете?
Я велел подать еще бутылку цимлянского и маленькие «штаканчики».
У меня с двух бокалов начала кружиться голова. Я совсем забыл, что я совершенно натощак, что я вчера с вечера ничего не ел. А у нее только глаза стали масляные и щеки разгорались, но не тем синеватым румянцем, с которым она пришла в трактир с морозу.
– А вы бы, гашпадин, велели дать яичница с луком. А то натощак не хорошо пить. В голову будет финкель-пикель.
И я велел дать ячницу с луком.
Прошло часа полтора или два в каком-то чаду или угаре. Я был положительно пьян и убедился только в одном, что подпоить 12-летнюю девчонку хотя и можно было, но выпытать от нее что-нибудь было положительно невозможно.
Как только я заводил речь о Саре, она сейчас начинала бегать глазами, вертеться и шептать:
– Это не хороша история… не хороша, гашпадин! Дурна история! – И она крутила своей головой, с которой давно уже свалился платочек, и все черные, густые кудри растрепались во все стороны.
Когда я наконец пристал к ней, как говорится, с ножом к горлу, то она отделалась таким предложеним:
– Вы, гашпадин, – прошептала она над моим ухом, – напишите маленькую такую zcttelchen – записочку, а я передам ее Саре, непременно передам. А вы мне за это сделаете маленький гешенк.
Я согласился даже, что это был самый удобный путь открыться в любви и попытать счастья. Помню даже, предложению этому я весьма обрадовался, и не помню, как спросил еще шампанского.
Впрочем, в это время сознание мое работало уже совсем плохо.
Словно во сне представлялось мне, что Ришка – совсем не Ришка, а маленькая вакханочка, и что она сидит у меня на коленях, а половые поминутно заглядывают к нам и смеются.
Помню, что я кричал на них и бранился без церемонии. Помню, что и она бранилась с ними, плевалась и все звала меня куда-то в заднюю комнату.
Помню и эту комнату, маленькую, грязную, полутемную, с двуспальной кроватью, на которой была целая гора подушек. Помню, что я добрался до этой кровати, что привела меня туда Ришка и что она меня укладывала…