– Руки
за спину!
Не
могу…не получается, я лишь цепляюсь за воздух, за его штаны. Мне больно… я не
знаю, зачем и почему…за чтооо? Это дикое вторжение. Самое настоящее грубое,
бешеное. Настолько болезненное, что я задыхаюсь и давлюсь его членом. Оторвал
от себя за волосы, прижал лицом к налитой мошонке.
–
Лизать!
Мой
язык сводит, и я делаю какие-то дурацкие движения, чувствуя, как дрожит все его
тело, как он буквально дергается то ли от возбуждения, то ли еще от чего, я не
знаю. С мольбой смотрю наверх… и уже встречаюсь с его глазами. Они непроницаемо
темно-синие, они, как налившееся грозой черное небо. Нет ни одного проблеска,
нет даже…даже просвета узнавания. На меня смотрят, как на драную шавку…похоть
сливается с…ненавистью? И снова за волосы вперед, вдираясь членом в самое
горло. И бьется, быстро двигая бедрами, насаживая мою голову на член. Я
дергаюсь, как тряпичная кукла, моя грудь трясется из стороны в сторону, а руки
скользят по полу, по кроссовкам, я царапаю ногтями линолеум.
Пока
мне в гортань не брызгает струя спермы с такой силой, что я захлебываюсь, он
держит за волосы. Не стонет, не кричит, только трясется сильно, конвульсивно.
Заливает меня семенем, удерживая так, что мой нос упирается ему в лобок.
Резко
в сторону. Так, что я падаю на пол, захлёбываясь, задыхаясь рвотными позывами,
распластанная, вся в слюне, вся в слезах, с мокрыми глазами. Я вижу, как белые
кроссовки переступают через меня, и он идет к столу, садится на стул. Слышно,
как открывается бутылка, как наливается жидкость. Звук глотка. Хруст огурца.
–
Умойся и сядь за стол.
Я
поднялась с пола, все еще чувствуя, как по щекам все еще текут слезы, они
горячие или очень холодные…они жгут кожу, ноги не держат, и меня шатает. Я
наклоняюсь к одежде, но меня окрикивают.
–
Голая. Одежда тебе не нужна. Умылась и села за стол.
– Я…я уже не
люблю. Не лю-б-лю те-бя. У-би-рай-ся! Не нуж-на ты мне. Не ну-ж-нааааа! –
последний слог выхаркал и затрясся всем телом от усилий.
Сползла по
решетке вниз, дотягиваясь руками до его связанных ног, испачканных грязью и
кровью. Впилась в них ледяными руками, рыдая, прижимаясь всем телом к клетке.
– Не люби.
Пусть так. Пусть не нужна. Как ты говорил… моей любви хватит на нас двоих.
Хватит ее… хватит, чтобы вытащить тебя отсюда. Ты – моя жизнь, Максим. Тебя не
станет, и от меня ничего не останется.