P.P.S. Если я всё-таки смогла умереть в день рождения, ты же помнишь, что проспорил?
Он закончил читать. И его руки повисли безвольно. Кивнул, будто Ася стояла рядом, посмотрел через тёмное стекло на отражение Леры и улыбнулся. Криво, лукаво, по-мальчишески. Он говорил только что с ней, со своей Асей, Агнией Викторовной, заразой, занозой, лучшей подругой и напарницей. И даже слышал ее голос. Звонкий и живой.
- Она сказала... ну написала... Короче, суть такая, что если она умерла в день рождения, то я проиграл, - он засмеялся и вытел слезу, которая стремительно сбегала по щеке. - Сук... Нахера ты пришла? - на Леру смотрел покрасневшими, безумными глазами. Хрипло закашлялся.
- Сейчас уйду. Только объясните, кто вы.
Лера. Не могла. Оторвать. От него. Взгляд.
Читатель должен уже задуматься, что же представлял из себя Константин Ростов? Безумец. С таким правильным и самоуверенным лицом, что поджилки тряслись. Таких людей, как он, нужно больше всего опасаться. Лицо красивое, смешинки в глазах, даже улыбка искренняя, но есть в нём что-то сумасшедшее, чего не выдумаешь, не сыграешь.
Высокий, крепкий, массивный. Он мигом заполнял всю комнату, потому что ни на что больше нельзя было смотреть. Доверять ему нельзя, не хочется, но он вырывает это силой. Переведя дух, признав всю правоту окружающих, я могу всё-таки признаться моему читателю: в него нельзя не влюбиться, и я не романтизирую своего героя, просто каюсь, что не избежала этого и сама. Немножко. На три процента сердца.
В кривоватую улыбку, шевелюру, уверенный взгляд и милое доверчивое лицо... ну как во всё это не поверить от чистого сердца?
А сейчас он на себя совсем не походил... Стоял, сжавшись, сгруппировавшись, будто для прыжка, мял письмо и... почти рыдал.
Лера отступала. В комнате мигом закончилось место, потому что всё заполнила животная боль, которую она сама так глубоко прятала.
- Вы...
- Мы не будем отвечать на твои вопросы, - медленно ответил Ростов. Так, что нельзя ослушаться.
Голос пробрал до мурашек, да что там, были бы мы там, с Лерой, уже сверкали бы пятками. Но Лера одна. И забиться в угол мало, чтобы спрятаться.
- Ты остаёшься тут. Утром р-решим остальное...
И слёзы побежали по его щекам. Частые, горькие, дрожащие не трусостью, а горем. Пепеля ковёр, на который падали.