Я не помню, как именно на это отреагировала, в те первые дни, когда ее не стало. Всё превратилось тогда в жуткую череду туманных картинок из чужой жизни, а информация поступала оттуда с трудом. Я устала. Очень устала за эти пять дней... и эти пять лет.
Большая Лера каждый день давала мне приличную порцию успокоительного, а потом я ничего не помнила, ничего не чувствовала и ни о чем не думала. Но вечно так продолжаться не могло, и реальность настойчиво вторглась в мой воображаемый мир, в котором моя самая большая любовь и самая верная подруга, моя мама… меня завещала.
Это не был заверенный нотариусом документ, просто бумажка в чёрном конверте из тачкавера, исписанная пером и тушью, для большей драмы.
Этот самый конверт я и сейчас сжимала в руках. Вспотевшие пальцы оставляли на бумаге отпечатки, силиконовый слой будто растворялся, пачкая кожу.
И вот это я отдам Ему.
Неизвестному мне человеку по фамилии Ростов, который, по мнению матери, должен обо мне позаботиться.
Я стояла перед его домом.
И он совсем не был похож на наш. Катастрофически.
Я выросла в современной многоэтажке, в красивой и очень просторной квартире. У нас была подземная парковка, где я оставляла мопед, а Мама свою маленькую смешную машинку. Потом машинка стала моей, а мопед переехал на Генеральскую дачу. У нас была консьержка, не было никакого «двора» и все, что нужно, располагалось на расстоянии вытянутой руки.
Улица, на которую меня привёл навигатор, была мне незнакома. Я стояла перед широким мраморным крыльцом, над которым висели огромные золотые цифры с номером дома.
Элиточка.
Я не знаю, кто Он. Кем Он приходился Маме или… мне? Я ничему не удивлюсь.
Большая Лера проводила меня только до этого великолепного крыльца, потом попрощалась и сказала, что на всякий случай побродит по торговому центру в паре кварталов отсюда.
- Зачем ты едешь? Ты не обязана, я сама могу созвониться с ним и разъяснить ситуацию с деньгами, - сказала она на прощание.
- А если он мой отец? Это возможно? - надежда не умирала.
- Я. Не. Знаю, - в который раз повторила Большая Лера. - Я не знаю было ли что-то между Асей и Ростовым и я… не знаю, кем был твой отец, - ложь. Но к этому я привыкла, у нас не было принято говорить о том, о чём человек говорить не хотел. Сущая белиберда для кого-то, и рабочее правило жизни для нас.