Можно ли обратить насильно? Да,
безусловно. Только опасность получить в результате сумасшедшего
гуля, ненавидящего своего мастера, повышается многократно.
После перерождения память утрачивает
глубину и четкость, воспоминания начинают казаться чужими. У
наименее удачливых прошлого не остается совсем, они даже
собственное имя забывают. Первые три месяца птенец нуждается в
постоянном присутствии мастера – не обязательно рядом, достаточно
чувствовать его вблизи и при желании иметь возможность подбежать,
прикоснуться. Личинка вампира много спит, часто пьёт кровь, неумело
пытается забраться в разум обратившего и посмотреть на мир его
глазами. Развитие идёт долго, лет до тридцати дитя не в состоянии
отделить себя от мастера и мыслит его категориями, полноценной
личностью его назвать нельзя. После тридцати наступает своеобразный
период подросткового бунта, когда вампир заново открывает для себя
мир и проверяет сложившиеся представления, формируя собственную
систему ценностей.
Окончательно вампир становится
самостоятельным, переходя из детей в категорию младших,
приблизительно в возрасте пятидесяти лет. Он ещё не может
выдерживать солнечные лучи, зато перестает испытывать угнетающее
желание оказаться рядом с обратившим и способен покинуть его на
неопределенный срок. Долгое взросление, очень долгое. Конечно,
вампиры меряют время не так, как смертные, но и для них потратить
почти полвека на воспитание птенца – тяжкое испытание.
Тем не менее, соглашаются на него
многие. Возможно, влияют инстинкты, побуждающие размножаться даже
немертвых. Или сказывается тщеславие, желание повысить статус –
потому что только старший вампир достаточно силен, чтобы довести
птенца до взросления. Нельзя отвергать и банальное желание получить
собственного ребенка, оставить потомка на случай гибели, да просто
обрести верного спутника в вечности. В любом случае, обращения
случаются часто и сенсации не вызывают.
Чем руководствовалась Медея, даруя
рождение-во-Тьму (ещё один термин, бесивший Селесту) первому из
своих птенцов, она затруднялась сказать сама. Не исключено, имело
место быть банальное «Хочу!». Перед глазами у неё имелся Девлин,
обращенный Селестой, методика была опробована на практике и
избавлена от болезней роста, поэтому, встретив по пути в Цонне
нищую побирушку с восхитительным голосом, порывистая красавица
узрела знак судьбы и не стала медлить. Потом несколько пожалела и
раскаялась – ребенок оказался вовсе не игрушкой, проблем
создательнице доставил изрядно. Подруга хохотала, выслушивая
жалобы, и утверждала, что теперь-то Медея понимает, каково было ей.
Когда повзрослевшая Валерия покинула вторую мать, отправившись
путешествовать, облегченно выдохнувшая хозяйка Цонне мысленно
поклялась никогда больше не создавать птенцов.