– Пасовать, – вполголоса строго сказал ей Картузик.
– Есть пасовать, – также вполголоса ответила она и сильным ударом послала мяч далеко за сетку.
– Пасовать, – повторил Картузик. – Спокойней, Натка.
Но вот он, крученый, хитрый мяч, метнулся сразу на третью линию. Отбитый косым ударом, мяч взвился прямо над головой отпрыгнувшего Картузика.
– Дай! – вскрикнула Натка Картузику.
– Возьми! – ответил Картузик.
– Режь! – вскрикнула Натка, подавая ему невысокую свечку.
– Есть! – ответил он и с яростью ударил по мячу вниз.
– Один – ноль, – объявил судья и, засвистев, предупредил: – Шегалова, Картузик, не переговариваться, а то запишу штрафное очко.
Натка рассмеялась. Невозмутимый Картузик улыбнулся, и они хитро и понимающе переглянулись.
– Шегалова, – крикнул ей кто-то из ребят, – тебя Алеша Николаев зачем-то ищет!
– Еще что! – отмахнулась Натка. – Что ему ночью надо? Там Нина осталась.
Темнота сгущалась. На счете один – ноль догорела заря. На восемь – пять зажглись звезды. А когда судья объявил сетбол, то из-за гор вылезла такая ослепительно яркая луна, что хоть опять начинай всю игру сначала.
– Сетбол! – крикнул судья, и почти тотчас же черный мяч взвился высоко над серединой сетки.
«Дай!» – глазами попросила Натка у Картузика.
«Возьми!» – ответил он молчаливым кивком головы.
«Режь!» – зажмуривая глаза, вздрогнула Натка и еще втемную услышала глухой удар и звонкий свисток судьи.
– Шегалова и Картузик, не переговариваться! – добродушно сказал судья. Но уже не в виде замечания, а как бы предупреждая.
Возвращаясь домой, Натка встретила Гейку; он волок за собой под гору целую кипу гремящих и подпрыгивающих жердей. Узнав Натку, он остановился.
– Федор Михайлович спрашивал, – угрюмо сообщил он Натке. – Меня посылал искать, да я не нашел. Не знаю, зачем-то шибко ему понадобились.
«Что-нибудь случилось?» – с тревогой подумала Натка и круто свернула с дороги влево. Маленькие камешки с шорохом посыпались из-под ее ног. Быстро перепрыгивая от куста к кусту, по ступенчатой тропинке она спустилась на лужайку.
Все было тихо и спокойно. Она постояла, раздумывая, стоит ли идти в штаб лагеря или нет, и, решив, что все равно уже поздно и все спят, тихонько прошла в коридор. Прежде чем зайти к дежурной и узнать, в чем дело, она зашла к себе, чтобы вытряхнуть из сандалий набившиеся туда острые камешки. Не зажигая огня, она села на кровать. Одна из пряжек что-то не расстегивалась, и Натка потянулась к выключателю. Но вдруг она вздрогнула и притихла: ей показалось, что в комнате она не одна.