– Зачем ты мне читаешь эту проповедь? – спросил недовольно Степко, глядя с удивлением на крестьянина.
– Погодите, ваша милость, сейчас узнаете зачем. Библия говорит, что все люди происходят от Адама и Евы, – значит, и дворяне и кметы; что все люди братья, – значит, мы и вы – одна кровь. И когда сын Адама убил своего брата, бог его проклял. А разве наш спаситель не сказал: люби ближнего своего, как самого себя; не сказал ли он также, что всякий возвышающий себя унижен будет, а унижающий себя возвысится? Когда я вошел в разум, то смекнул, что и я – сын Адама и что мой род так же стар, как род любого князя, только у князя имена его предков записаны на пергаменте, а у нас, кметов, нет. Видел я потом, как благородный брат убивает и мучает своего брата кмета, и сказал себе: «Это неправильно, бог учит другому; неправильно все в мире. Придет суд божий и все исправит!»
– Что ты такое говоришь? – И, вскочив на ноги, Степко уставился на Губца.
– Я вам это говорю, – продолжал спокойно крестьянин, – для того, чтобы вы знали, как думает Матия Губец. Что вы, господа, хотите от нас, что вы из нас хотите сделать? Почему вы не позволяете нам стать хоть наполовину людьми, раз уж в ваших документах написано, что вы лучше, а мы хуже? Хорватский крестьянин тогда и хорош, когда от него ждут помощи, когда он должен давать либо свои деньги, либо свою кровь, а во всем остальном – он кмет, то есть дерьмо. Вы и теперь пришли просить нашей помощи, – вельможа натравливает крестьянина на вельможу, чтоб защитить свои права. Я тоже ненавижу Тахи, – продолжал Губец глухим голосом, и глаза его загорелись, – ненавижу за то, что он считает себя богом, а нас собаками. Но если мы будем проливать кровь ради ваших прав, то какие же права получим мы, сермяжные крестьяне?
– Даю тебе честное слово, – сказал Степко, глядя с некоторым уважением на крестьянина, гордо поднявшего голову, – когда моя теща вернется в Сусед, ты получишь свободу, станешь вольным.
– Благодарю вас, господин, – усмехнулся Губец, – неужели вы думаете, что я за свою помощь требую вознаграждения? Ошибаетесь! Что я? Я одинок и останусь одиноким; но когда я вижу, как бедняки в округе плачут и вздыхают, у меня сердце болит.
– Послушай, Губец, клянусь тебе, если мы снова получим наше имение, мы будем заботиться о вас и никогда вас не оставим.