– Новости не особенно приятные, графиня!
– Да неужели неприятные? – улыбнулась та. – Вот первый раз, когда вы мне говорите это, а до сих пор приносили все хорошие!
– Очень уж сложное дело! – вздохнул Агапит Абрамович.
– Да всякое дело сложно: вот хотя бы связать даже или сшить что-нибудь, вы думаете легко?
И она смеющимися, веселыми глазами посмотрела на Крыжицкого и покачала головой:
– Вы, мужчины, в это не верите… вот разве Костя только, – показала она на сына, – вдруг получил интерес к моим тряпочкам, но и то с тех пор, как у меня завелась прехорошенькая портниха.
– Ну, полно, – сказал Савищев.
– Ну что там «полно»! Разве я, миленький, не вижу всего?.. Хочешь пари держать, что ты с удовольствием сейчас пойдешь в мою спальню и принесешь мне оттуда моток шерсти, которой мне недостает?
Савищев с некоторой поспешностью встал с места и направился к двери.
Графиня кинула вязанье на колени и маленькими ручками захлопала в ладоши, восклицая:
– Вот и попался, миленький! Вот и попался!.. В спальне-то никого и нет!
Савищев пожал плечами и сказал:
– Да мне никого и не нужно!
Затем он прошел в спальню, но не с такой, правда, поспешностью и стремительностью, с какой поднялся со своего места.
Агапит Абрамович, поймав его взгляд, выразительно посмотрел на него: «Помни, дескать, метрическое свидетельство!»
– Ну? Так что же ваши новости?.. Я умираю от нетерпения узнать их, а вы ничего не рассказываете! – обратилась Савищева к Агапиту Абрамовичу, когда ее сын вышел. – Вы говорите, дело сложное?
– Да, графиня. Оберландовское наследство слишком многим пришлось по вкусу и многие точат на него зубы.
– Но ведь вы, миленький, говорите, что у нас есть все права?
– Но другие, хотя и ошибаются, тоже думают, что и у них есть права на него.
– Так Бог с ними, голубчик, пусть и они получают! Самое лучшее – разделиться всем, вот и спроса и споров не будет, и все будет отлично. Разве это почему-нибудь нельзя?
– Нельзя, графиня. Наши противники – очень сильные люди и хотят все целиком забрать в свои руки.
– Вы говорите, противники… – забеспокоилась Савищева, – значит их много?
– Много. Дело в том, что на это наследство претендуют иезуиты.
– Ах, иезуиты! Знаю! Про них говорят много дурного, да все это – неправда! Дедушка Модест Карлович знавал Грубера и говорил, что это – идеальный человек. А дедушка Модест Карлович никогда не лгал!