Но, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанское!
Тем временем невесты друг за дружкой, словно лебеди по озеру, подплывали к белой арке, увитой лианами с виноградными гроздьями — спелыми, наливными, багровыми. От их аппетитного вида аж слюна набегала.
Это наше первое испытание — арка невинности.
Глашатай — крепкий подтянутый мужичок в красно-белом фраке с аккуратно прилизанными набок рыжими волосами — поправил съехавшие на кончик носа круглые очки и объявил имя следующей участницы.
Девушка заметно волновалась: испуганные глаза бегали по залу; губы были искусаны чуть ли не в кровь; дрожащие пальцы терзали подол пышной юбки.
Подойдя к арке, она неуверенно сорвала виноградинку. Замерла, задумчиво уставившись на нее, а потом медленно, как будто от этого зависела ее жизнь, положила ягоду в рот и еще медленнее принялась жевать. При этом ее глаза были выпучены, как у испуганного лемура.
Мне, да и, в принципе, всем, кто был в курсе правил отбора, была ясна причина такого поведения: девушка боялась позора, который вот-вот свалится на ее глупую голову. И Иванушке-дурачку понятно, что не стоит топтаться под аркой невинности, если ты ее, эту невинность, потеряла.
Родители небось держали дочурку в ежовых рукавицах, вот она и не созналась, что уже не девственница. И зря — уж лучше опозориться перед семьей, нежели на глазах у представителей знати из нескольких государств.
Глашатай, стоявший по другую сторону арки, жестом руки, облаченной в белую перчатку, приказал девушке двигаться вперед. Бедняжка сглотнула, снова помедлила, но потом с опаской, как преступник на виселицу, сделала шаг.
Как только она оказалась под аркой, лианы ожили и, подобно змеям в прыжке, накинулись на свою жертву! По залу разнесся ее истошный крик. Ошеломленные зрители в один голос охнули, и среди всего этого шума прорезался детский плач.
Глашатай времени не терял: с непроницаемым выражением лица и со скоростью молнии он обошел арку и стал вытягивать вопящую девицу из паутины лиан. Гибкие стебли, словно по команде, отпустили страдалицу и расползлись по своим местам.
Невеста была красна как спелый помидор. Широко распахнутые глаза налились слезами. К ней уже бежала ее мать, путаясь в длинном подоле юбки.
Все это выглядело как чисто отработанный актерами спектакль. Ей-богу, столько драматизма вокруг! Зал шумит, невесты взахлеб обсуждают друг с дружкой случившееся, даже император с императрицей поднялись со своих мест, чтобы лучше разглядеть, что там такое творится. И только высокородные холостяки, ради которых все здесь собрались, оставались невозмутимыми — по-прежнему, как мумии, восседали на балконе в своих роскошных креслах.