– Р-ы-а-р! – зародилось в моей груди злое рычание, и каменный
блок оторвался от земли. Камень скрипел и пытался выскользнуть из
моих пальцев, но стихия, допинг и моя злоба были невероятны. И я
спокойно зашагал к телеге под тихий ропот пораженной толпы, да,
теперь в их глазах был не просто сильный раб, а чудовище из
легенд.
– Невозможно, – тихо, практически плача проговорил торговец
позади меня. – Я опозорен. Проиграть женщине!
– Ты проиграл Арии, а не какой-то там женщине, – успокоил его
Махшуд. – И вы, кривоногие, если еще раз от Рыка пойдет пар,
каждому по удару прутом, вы меня поняли? Я лично иссеку вас до
полусмерти! Бегом к колодцу, твари!
Время слилось воедино, и когда закат заалел на горизонте, то я
шел через весь город к поместью дома Акарат, к дому Арии. Я плелся
позади верениц телег, запруженных быками, которые шли медленно,
везя от десятка до нескольких сотен каменных блоков каждый.
Пусть я и смертельно устал, но шел твердым, неспешным шагом в
одной набедренной повязке, с истертыми в кровь руками. И то была не
походка замученного работой раба, то была поступь победителя. И мне
нравилось, как смотрели на меня горожане с благоговением и страхом,
похоже, что уже полгорода знали о пари. Встречались мне и те
мужчины, что кричали мне в след проклятия, смотря на вереницу
телег. А я лишь улыбался им, сами виноваты, поставили не на
того.
– С хозяином этих телег тоже заключено пари, – усмехнулся
Махшуд, смотря на хмурых погонщиков быков, что тянули наши телеги.
– Эх, Рык, ты ведь еще даже не взялся за меч, а тебя уже скоро
будет ненавидеть весь город.
– Р-р-р? – спросил я, и мне показалось, что Махшуд уже начал
понимать мое рычание.
– А про тебя теперь в каждой таверне будут говорить, –
рассмеялся Махшуд. – И клясть, как и Арию, последними словами. Ведь
бились они об заклад, что ты не сможешь, позабыв, что спорил не ты,
а Ария.
– Р-р-р? – спросил я, не понимая.
– Почему я с тобой говорю? – рассмеялся Махшуд и задрал рукав,
обнажив на плече серебристую печать. – Теперь понятно?
– Р-р-р, – утвердительно прорычал я, взглянув на аналог рабской
печати, но более витиеватую, чем моя. Насколько я понимаю, такой
печатью помечены несвободные, те, что не были рабами, но и
свободными им не быть. Они особые рабы, более ценные, как та
девушка, от касания которой за секунду моя цепь покрылась
инеем.