— Главную? — чуть нахмурился Игнат. — Думал, что на сольные
партии берут своих, ты ведь не из Петербурга.
— У меня есть фора. Я ведь по конкурсам все детство
моталась. В Лозанну, в Хельсинки, в Париж… и я танцевала с первого же класса. До
сих пор помню, как выходила в «Спящей красавице», одной из амурчиков была, — я
улыбнулась, вспоминая то свое детское волнение. — Мое имя на слуху. Разумеется,
пока я никто, и звать меня никак, но победителей балетных конкурсов помнят, и
дают шанс. Так что я могу получить либо роль рабыни, либо куртизанки, либо…
либо кордебалет. Но я буду танцевать! Представляешь, Игнат?
Я забыла про стеснение, и про то, что не стоит соблазнять
его своей близостью, потому что как бы самой не соблазниться тоже. Забралась на
Игната, села на его колени, и обвила мощные плечи руками.
— Я, конечно, еще не получила роль, но… Игнат, я хочу, чтобы
ты был на премьере. Чтобы только на меня смотрел, даже если я буду исполнять
роль мебели.
— Ты ведь говорила про травму.
— Это ничего, — отмахнулась я. — Да, ногу нужно беречь, я
еще не восстановилась, но танцевать уже можно. Все выяснится завтра, — чуть
встревожилась я. — Я и сама узнаю, на что способна. Завтра в одиннадцать. Ты…
ой, я помню, ты говорил про балет, и… Игнат? — я еще больше встревожилась,
вглядываясь в его не особо счастливое выражение лица. — Ты же не злишься?
Балеринам положено беречь ноги. Этому нас учили сызмальства.
Нина Васильевна даже рассказывала, как ходила на статусные мероприятия — просто
появлялась, её фотографировали, и она уезжала минут через десять, отдав дань
уважения.
Танцы, тренировки и растяжки должен сменять отдых.
Да, ноги нужно беречь, но в отель я неслась, как на крыльях,
и только у входа притормозила. Как раз засветило солнышко, настроение не
прекрасное, а божественное. Восхитительное!
Нужно обрадовать родителей, но сначала… сначала Игнат.
— Да, — ответил он почти сразу.
— Привет. Роль моя! — я чуть ли не визжала от радости. —
Моя, Игнат, представляешь? Я… я так счастлива!
— Что за роль?
Игнат ведет себя сдержанно, как и вчера вечером. Он не
запретил, не выразил словами своего неудовольствия, хотя я понимаю и помню —
ему все это не нравится. Но он привыкнет, поймет. Должен понять!
Ночью я попросила отвезти меня в отель, и заснуть я смогла
далеко не сразу. Паниковала, смотрела на часы, и считала время, через которое я
должна буду встать, умыться, приготовить пуанты, колготы и боди. Эта рутина
привычна — немного перетянуть грудь, соорудить тугую прическу, и залакировать
её так, чтобы ни один волосок не выбился.