– О, фрита Эстелла, с удовольствием пригублю настоящего мьельского вина, но после, – поклонился лавочник.
– Как вам будет угодно, фра Корзьело. В таком случае, можете подняться наверх. Флана уже ждет вас.
Хозяйка посторонилась, пропуская табачника на лестницу.
В маленькой комнате горела всего одна свеча.
Преодолевая удивительную в его возрасте робость, Корзьело переступил порог.
Флана стояла посреди комнаты. Зеленые глаза и надменно опущенные уголки рта. Если красота хозяйки была подобна зрелому плоду, то, без сомнения, лучшая девочка «Розы Аксамалы» напоминала едва распустившийся цветок. Огненно-рыжие волосы уложены в высокую прическу. Талия стянута шнурованным кожаным корсетом, который оставлял открытыми грудь и треугольник волос внизу живота. Изящная рука поигрывала ременной плетью-шестихвосткой.
– На колени, раб! – не терпящим возражения тоном приказала она.
– Да, госпожа! – Корзьело рухнул на колени, словно его ударили по ногам, подобострастно закатил глаза. – Слушаюсь, госпожа!
– Похоже, ты сегодня здорово провинился? – Флана приблизилась к гостю, замахнулась плеткой.
Лавочник невольно зажмурился и тут же получил пощечину.
– В глаза смотреть, несчастный!
– Да, госпожа!
– Я не слышала ответа!
– Я провинился, госпожа. Я очень сильно провинился!
– Наверное, ты хочешь, чтобы тебя наказали?
– Да, госпожа! Накажите меня! Накажите!
Корзьело торопливо сбросил плащ.
Нога в черном кавалерийском сапоге уперлась ему в плечо.
– Маленький негодяй! Ты за все поплатишься!
– Накажите меня, госпожа, накажите… – ныл Корзьело, пытаясь обслюнявить сапог.
Флана сильно толкнула его. Лавочник завалился навзничь.
– Да! – Женщина нависла над ним. – Ты заслуживаешь хорошей трепки… И ты ее получишь!
Легкие, скользящие удары плети обрушились на плечи и голову табачника.
– Вот тебе, мерзавец! Вот тебе, негодяй!
– О, госпожа… – тихонько кряхтел Корзьело. – Вы так добры, госпожа…
– Негодяй, мерзавец! Ты даже не достоин называться человеком! На четвереньки, животное!
Лавочник с готовностью исполнил приказ.
Быстрым движением Флана оседлала его, не надавливая, впрочем, слишком на хребет пожилого человека.
– Упрямый осел! Тебе мало обычной порки? Вези меня, осел!
Кряхтя и постанывая – все-таки годы берут свое, – фра Корзьело пополз по кругу, старательно объезжая пуфик, плащ, валяющийся бесформенной грудой, и оброненную едва ли не сразу сумку.