Пустельга подвела своего рыжего ближе к мерину, на котором сидел Антоло. Проговорила вполголоса:
– Вот дурень! Свободные уши нашел. Он что, не видит, как командир злится?
– Еще б ему не злиться! – крякнул Клоп. – Какой-то ландграф, а самого Кулака в лапти обул!
– Дурень ты… энтого… бештолковый! – одернул парня Почечуй. – Один невешть што болтает, и другой… энтого… туды же!
Видно, Мудрец, покачивающийся в седле высокого светло-серого коня, сведенного с графской конюшни, тоже подумал, что пора о чем-нибудь другом поговорить, иначе кондотьер взорвется, как бутыль с игристым вином.
– А скажи мне, Лопата! – взглянул он на бородача с высоты своего немалого роста. – Скажи-ка вот что… Полковник делла Куррадо город хорошо обложил? Как следует, чтобы мышь не проскочила?
– Да где там! – отмахнулся наемник. – Ормо попервам аж на стенку лез от злости! Уж ежели я бестолковость пехотную вижу, то ему каково? Полковник, вишь ты, скорее о своей безопасности печется. Вокруг лагеря все путем – и посты, и караулы. А город? Разъезды наши туды-сюды мотаются, это верно. Ну, а пехтура дороги перекрыла. За речкой, опять же, следят… А сверх того? Иногда поселян ловят, что в Медрен бегут из деревень…
– Бегут? В осажденный город? – удивленно возвысила голос Пустельга.
– Ага! – обернулся Лопата. – Самому невдомек – дурные они тут, что ли? Где это видано? А они, вишь ты, бегут! Уже набилось народу – на два таких Медрена хватит. А каждому-то можно в руки ежели не гизарму с арбалетом, так дубину и чан с кипятком дать… Уж Ормо говорил полковнику, говорил…
– Погоди, – остановил словоохотливого наемника Мудрец. – Ты мне вот что еще скажи. Не было ли на днях какой заварухи? Не пытались ли вооруженные люди в город прорваться?
– Как же не пытаться? Пытались! – неожиданно радостно воскликнул Лопата.
– И что?
– А ничего! Прорвались! Десяток пехотинцев, вишь ты, мечами посекли, рогатку откинули – и к воротам! А там их будто ждал кто! Впустили за милую душу.
– Вот кошкины дети! – Пустельга стукнула себя кулаком по колену. Рыжик шарахнулся, прижимая уши.
– Да уж! Пока десяток Черняги подоспел, они ужо почитай все за стеной были…
– Эх, раньше не могли! – сокрушенно тряхнул головой Кирсьен, бывший гвардеец. Он старался ехать подальше от Антоло – руки-то их пожать друг другу заставили, но ненависть вот так запросто в побратимство не перейдет. Да и перейдет ли когда-нибудь?