Одновременно с исправлением должности генерал-инспектора инженерной части, Николай был назначен командиром 2-й гвардейской бригады, затем – командиром 2-й гвардейской дивизии и, наконец, введен в состав Государственного совета, хотя в последнем своем качестве добился гораздо меньших успехов, чем на военном поприще.
Несравнимые по масштабу посты генерал-инспектора и командира гвардейской бригады, все же и в последнем случае предоставляли Николаю важные и интересные возможности непосредственного наблюдения за жизнью гвардейского офицерства. «По мере того, – писал он, – как я начал знакомиться с своими подчиненными и видеть происходившее в других полках, я возымел мысль, что под сим, то есть военным распутством, крылось что-то важное… Вскоре заметил я, что офицеры делились на три разбора: на искренне усердных и знающих, на добрых малых, но запущенных, и на решительно дурных, то есть говорунов, дерзких, ленивых и совершенно вредных». Эти-то «совершенно вредные», «дерзкие говоруны» и стали, преимущественно, будущими декабристами.
Ощущение готовящегося мятежа, а, по меньшей мере, какой-то неясной, но тревожной опасности, не покидало Николая ни на час. Оставаясь старшим представителем императорской фамилии, когда Александр I уезжал за границу, он находил подтверждение своим опасениям и в других проявлениях того, что его угнетало. Все это происходило в условиях добровольного самоустранения старшего брата Константина от петербургских дел и уединения со своей второй женой в Варшаве.
И хотя смерть Александра I была для Николая, как и для всех других, большой неожиданностью, открывшаяся перед ним перспектива получения трона такой неожиданностью не оказалась, о чем нам хорошо известно из предыдущей книги.
Кроме того, следует иметь в виду и то, что лавина государственных дел, внезапно обрушившаяся на него после смерти Александра, не застала Николая врасплох. Он был трудолюбив, педантичен и упорен и считал работу над канцелярскими бумагами одной из важнейших своих задач. Николай внимательно следил за течением внешнеполитических дел, не оставлял втуне дела внутренние, многие часы проводил на смотрах и в казармах и регулярно вел следствие над декабристами.
Допросы руководителей и наиболее образованных и умных мятежников давали Николаю больше, чем чтение докладов министров, ибо в показаниях бунтовщиков была голая, ничем не прикрытая правда, поскольку им нечего было терять, а хитрить и выворачиваться они и не умели и не могли, так как им не позволяла делать это их честь и совесть.