— Штерн, донесешь мои травки до дома? — заинтересованно оглядываясь вслед уходившим девушкам, выдал Штаден.
— Ага, после чего тебе придется выполнять пункт предписания. Тот самый, по доставке моего хладного тела в академию.
— С чего это вдруг?
— Да ты посмотри на свой груз и на меня! — вспылила я. — Он меня сразу раздавит! Останется только в рулончик скатать.
— Не преувеличивай. Пары мешков для этого явно недостаточно, — неуверенно сказал Штаден.
Меня его расчеты количества мешков, необходимого для моего убиения, не убедили. Жертвовать собой ради его очередной интрижки я не собиралась.
— Ничего, — недовольно сказала я, — отнесешь и догонишь. Они вон как медленно идут. Посмотришь на них еще раза два — так вообще на месте шагать станут.
Местные красотки действительно почти уже не отдалялись от нас, настолько им хотелось, чтобы столь привлекательный молодой человек их непременно догнал.
— Кэрст, — вмешалась наша наставница, — вам не следует ухаживать за этими иноритами. Одна из них — дочь бургомистра, а вторая — невеста его сына. Да и времени у вас на такие пустяки нет. После обеда мы займемся сортировкой принесенной полыни, и вы мне будете нужны.
— Положим, с этим Штерн одна справится, — неожиданно сказал Штаден. — Она мне глубокую моральную травму нанесла, пусть отрабатывает.
Вид у него был такой нагло-снисходительный, словно не я его морока испугалась, а он моего. И хоть я незадолго до этого решила не обращать на него внимания, но тут не выдержала:
— Чем это я тебе травму нанесла?
— Жестокими побоями, — ответил он, подпустив в голос трагизма. — Всего исхлестала совершенно безжалостно. Вон у меня даже кровь на руке осталась.
— Это у тебя раздавленный комар!
— Вот! Даже бедное животное не пожалела!
Так потекли дни нашей практики. С утра мы обычно шли в леса-поля на заготовку различного растительного сырья, к обеду возвращались, сортировали и раскладывали, что на сушку, что на вытяжку. Все это время инора Клодель рассказывала о свойствах того или иного растения, с чем его можно смешивать, а с чем категорически нельзя. Надо признать, что Штаден вел себя по отношению к ней уважительно, ко мне без необходимости не обращался, правда, когда обращался, обязательно пытался задеть. Но я старательно делала вид, что его не вижу и не слышу. Вечером, как правило, барон уходил по своим важным баронским делам, иногда эти дела сами к нам забегали и глупо хихикали. Занавеска не скрывала ни единого звука, о чем я ужасно жалела, хотя Штаден и не позволял себе в этом помещении ничего лишнего, а девиц выставлял иной раз достаточно жестко. Но это не мешало им к следующему дню забыть свои обиды и опять ломиться к неженатому столичному лорду. Их смешки и перешептывания мешали читать, я записалась в местную библиотеку, таскала оттуда романы и была бы совсем счастлива, если бы вместо занавески была толстенная стена или у меня хоть самый плохонький артефакт «полога тишины».