– Алена, – говорю, – я с тобой до смерти до самой прожить хочу! Всю жизнь!
А она на меня смотрит как косуля, и чуть от счастья не плачет.
– И если умирать вдруг придется, – продолжаю я, – то сначала я, а потом ты.
– Мы не умрем, Витюша, – вдруг шепчет Алена. – Мы с тобой вечно жить будем.
– Алена, – говорю я, – да все умирают, родная моя! Все! Это только в кино в индийском живут и танцуют, а в нашей стране Алена живут и умирают.
– Нет, Витенька, – шепотом говорит она и ее глаза начинают блестеть от слез. – Мне еще бабушка моя Екатерина Афанасьевна говорила, что люди сотворены Богом и они как Бог вечны.
– А мне почему-то говорили, – усмехаюсь я, – что человек Алена от обезьяны произошел. Ты же сама видишь, как мы похожи и повадки и всё у нас одинаково.
– Витенька! – она стала всматриваться в мое лицо. – Ты нисколько не похож на обезьяну. Ты совсем другой,
– Неужели? – а мне непонятно, что она выдумала-то? Обезьяны мы, да еще какие!
– Твои глаза, как небо ясные, – вдруг шепчет она. – Я в них смотрю и вижу свет. Твоя душа как лань прекрасная, как летний дождь, как белый снег.… А в сердце добром столько нежности, как в травах утренних росы, как в солнце ласки, как в подснежниках живой небесной красоты. Какая же ты обезьяна, Витюша?
А я тоже вдруг подумал, что ничего общего.
– Аленушка, – говорю, а у самого что-то защемило внутри, так сладко-сладко растеклось. – Давай, – говорю, – будем долго-долго жить. И не будем умирать!
– Давай! – говорит она. – Я с тобой всегда буду, Витюша. Всегда-всегда!
– Правда? – радуюсь я и обнимаю её крепко-крепко, прям со всей силы.
И верится мне, мужики, что жизнь-то и вправду вечная.
Бывает же такое, что и здоровье не подводит, нигде не колит, не болит, и дело в руках спорится, и жена весь день улыбается, пироги печёт, песни поет. И дети бегают, бегают, потом подбегут и на колени сядут. И сидят.
И солнце как-то по-особенному светит.… А я сижу, и нет бы, рассмеяться мне, или в пляс пуститься от радости, или сказать что-нибудь такое проникновенное, чтобы слезы от счастья навернулись. Или к жене своей кинуться, руки её в муке расцеловать.…
Нет же. Сижу я и с места со своего не сдвинусь. А потом жалею, что вот так, живу себе, живу и вроде бы на работу хожу, а душа почему-то не радуется, не смеётся… Что с ней? А так хочется человеком себя почувствовать. И плакать и смеяться, и не прятать свои слабости.