[Монгольский Алтай]
может считаться прародиной носителей традиции изготовления оленных камней западного региона» [Ковалев А. А.]. Но анализ карасукских бронз отодвигает их прародину еще дальше на восток, в район распространения чаодаогоуского бронзоволитейного производства. Караскские бронзы по сути правильнее было бы называть «чаодаогоускими», так как весь комплекс так называемого карасукского вооружения имеет более ранние аналоги в северокитайском регионе [Грязнов М. П.]. Изображенные на оленных камнях «
бронзовые втульчатые топоры – оружие характерное для памятников культуры Каюэ (Цяюэ), распространенной в северо-восточной части провинции Цинхай и датируемой позднеинским – раннечжоуским временем» [Ковалев А. А.], а карасукские коленчатые ножи по форме удивительно похожи на монеты-ножи, имевшие хождение в Китае в эпоху Чжоу [Хаврин С. В.]. А если вспомнить, что именно через культуру чаодаогоу карасукцы могли получить черты, сближающие их с переднеазиатскими культурами: «
характерные дляраннебронзового века скотоводов передней Азии орнаментальные мотивы… используются также и для украшения „чаодаогоусских“ бронз» [Ковалев А. А.], то связь ранних карасукцев с бронзоволитейщиками Северо-восточного Китая становится очевидной. Так что я предлагаю согласиться с мнением Сергея Владимировича Киселева
17, о том что «
карасукская культура сформировалась на основе местных афанасьевско-андороновских компонентов, со значительной инфильтрацией переселенцев из Китая». С тем уточнением, что под «
переселенцами из Китая» мы подразумеваем чаодаогоуские племена, пришедшие к отрогам Куньлуня за 400—500 лет до этого сложным маршрутом с Южного Урала, через Западный Иран и Среднюю Азию.
А теперь, определившись с прародиной карасукской аристократической прослойки, мы легко ответим на первый вопрос, так как в конце II тысячелетия до нашей эры на Северных границах Шанского царства обитал только один этнос, подходящий под наши условия – хуну китайских летописей. Надо сразу же оговориться, что данное прозвище, в переводе «бородатый раб», естественно, не было самоназванием кочевого этноса. Известный иранист В. Б. Хеннинг еще в 1948 году пришел к выводу, что в основе этого термина лежит некое тюркское слово «хун», означающее «степень родства» [Henning W. B.]. Но вероятнее всего это просто «человек, народ» – kün на пратюркском, ki̯úne – на древнеалтайском, kunu – в ностратичесом языке [Алтайская этимология]. Так что наиболее корректным будет называть их «куны», понимая что это те самые хуну китайских древних летописей.