Валар щёлкнул пальцами и принялся
рассёдлывать коня – для него дальнейшее было делом решённым. Отстёгивая
чересседельные сумки, он будто бы равнодушно бросил через плечо:
— Есть новости из столицы?
— Император грамоту о лишении всех
титулов и имения не посылал. Как и
приказа о помиловании, впрочем. Это ты хотел услышать? Но несколько писем было.
Можешь посмотреть в своей келье. Обед уже был, так что до ужина ты как раз
успеешь подобрать нашей гостье жильё и привести себя в порядок.
«У Валара есть имения и титул? И,
что куда хуже, обвинение, требующее помилования?!» — Морья нервно сглотнула. Вот тебе
и рыцарь…
Ивария величественно кивнула им и
направилась по каменной дорожке к храму, но спустя пару шагов обернулась:
— И да. В храме всё несколько
изменилось со времен твоего последнего визита. Я очень ценю ту атмосферу,
которая сейчас здесь царит. Так что прошу, Валар. Без выходок. Или мне придётся
попросить тебя уехать.
***
Послушники
проходило мимо молчаливыми тенями. Они не выказывали удивления задушенными в
зародыше смешками или перешёптываниями. Даже ни одного любопытного взгляда на
себе Морья не поймала: здесь не задавали вопросов. Такой же молчаливой была и
конопатая девушка, почти девочка, которую Ивария отправила проводить Морью в
купальню.
Она не спрашивала
про внешний мир, не жаловалась на собственную затворническую жизнь. Лишь один
раз, когда Морья спросила, выпускают ли их за ворота храма, удивлённо вскинула
выгоревшие до белизны брови:
— А зачем?
Морья запнулась. И
верно, зачем? Ей самой внешний мир немного-то счастья принёс.
— Там... Ярмарки, —
подумав, ответила она. — И праздники, где много людей. О! И медовые пряники!
Всё это радовало
её саму, но послушница равнодушно передёрнула плечами.
— К нам приезжают
торговцы. И Мать Ивария дозволяет каждому выбрать, что приглянётся. А в
трапезной... Ну да ты сама попробуешь. Вкусно. Отсюда не хочется уезжать.
Морья поймала
длинный рукав одеяния. Покамест оно было украшено лишь одной звёздочкой на
плече – послушница совсем недавно поселилась в храме.
— Но там же
свобода!
Девушка
скривилась.
— И как? По нраву
она тебе? — На по-детски невинное личико легла тень. — На свободе я продавала
своё тело за еду. А здесь... Мать Ивария приняла меня, не осудив ни единым
словом. Я не хочу свободы. Я хочу покоя. Мы все хотим.