Вечерами Виталий сидел на террасе дома, погруженный в задумчивость.
– Почему ты так долго сидишь на террасе? – спрашивал я.
– Я погружаюсь в задумчивость, – отвечал Виталий и придавал этому выражению такой оттенок, точно он действительно погружался в задумчивость – как в воду или в ванну.
Изредка он разговаривал со мной:
– Ты в каком классе?
– В четвертом.
– Что же ты теперь учишь?
– Разные предметы.
– Глупости тебе все преподают. Что ты знаешь о Петре Великом и Екатерине? Ну-ка, расскажи.
Я ему рассказывал. Я ждал, что после того, как я кончу говорить, он скажет:
– Эти идиоты…
И он действительно так и говорил:
– Эти идиоты тебе преподают неправду.
– Почему неправду?
– Потому что они идиоты, – уверенно сказал Виталий. – Они думают, что если у тебя будет ложное представление о русской истории как смене добродетельных и умных монархов, то это хорошо. В самом же деле ты изучаешь какую-то сусальную мифологию, которой они заменяют историческую действительность. И в результате ты окажешься в дураках. Впрочем, ты все равно окажешься в дураках, даже если будешь знать настоящую историю.
– Непременно окажусь в дураках?
– Непременно окажешься. Все оказываются.
– А вот ты, например?
– Ты говоришь дерзости, – совершенно спокойно ответил он. – Таких вопросов нельзя задавать старшим. Но если ты хочешь знать, то и я сижу в дураках, хотя предпочел бы быть в другом положении.
– А что же делать?
– Быть негодяем, – резко сказал он и отвернулся.
Он был несчастен в браке, жил почти отдельно от семьи и хорошо знал, что его жена, московская дама, очень красивая, была ему неверна; он был намного старше ее. Я приезжал в Кисловодск каждое лето и всегда заставал там Виталия, до тех пор пока меня не отделили от Кавказа движения различных большевистских и антибольшевистских войск, происходившие на Дону и на Кубани. И только за год до моего отъезда из России, во время Гражданской войны, я опять приехал туда и снова увидел на террасе нашей дачи согнувшуюся в кресле фигуру Виталия. Он состарился за это время, поседел, лицо его стало еще более мрачным, чем раньше.
– Я встретил в парке Александру Павловну (это была его жена), – сказал я ему, здороваясь. – У нее прекрасный вид.
Виталий хмуро на меня посмотрел:
– Ты помнишь пушкинские эпиграммы?
– Помню.
Он процитировал:
Тебе подобной в мире нет.