Но забыть о комнатке на втором этаже, крохотной уютной шестиметровке окнами на озеро, где потертый гобелен на стене и письменный стол врастает в стенной проем год от года прочнее, – это было слишком. Со злостью вспомнив подрядчиков, которые безбожно тянули время (и деньги), он ужаснулся своей же собственной злости. И это – тонкий творческий человек, интеллигент в третьем поколении! А ведь злость такое категоричное и грубое чувство. Как тут писать! Он подошел к окну, погладил рукопись морщинистой ладонью. Господи, накажи всех подрядчиков по делам их!
Евграф Соломонович Дектор был драматург. И, надо сказать, драматург талантливый, но, увы, не слишком востребованный. Нет, он когда-то был и талантливым и востребованным одновременно: его ставили в Театре Содружества, по его сценариям снимали фильмы, его имя значилось в городских афишах… а сегодня? Сегодня он состоял членом Московского союза писателей… а сценарии не продавались даже на ярмарке, устроенной в Интернете. Он отдал бы их и даром какому-нибудь вгиковскому пареньку с идеей, бедному старшекурснику или выпускнику – такому, с голодными глазами художника, – чтобы только тот взял и наконец пустил их в дело. И именно сейчас, в эти дни. Потому что пьеса… Евграф Соломонович махнул рукой, словно какой-то случайный наблюдатель мог его пристыдить, и отошел от окна к креслу.
Он всегда знал, что будет драматургом, будет составлять список действующих лиц, а потом играть в забавную, никогда не надоедающую игру – разговаривать. На разные голоса и знать, что кто-то его уже слушает, словно у только рождавшейся пьесы был такой же только что рождавшийся зритель. Он знал и поэтому рискнул поступить на режиссерское отделение ВГИКа, где по истечении пяти лет узнал еще кое-что полезное, а именно: никаких организаторских способностей у него нет, никем он руководить не сможет (никто ему и не даст). И он, как человек, однажды узнавший последнюю правду о себе, обрел нежданное спокойствие. Из этого спокойствия незаметно появилась семья – точнее, Евграф Соломонович «оброс» ей.
Долгое время для Евграфа Соломоновича главным чувством семейного человека было удивление: он удивлялся, что они с Настей ежедневно приходят в один дом, вместе едят, читают, смотрят телевизор – напоминало жизнь с очень хорошим другом, которого, помимо всего прочего, можно было любить.