Группа туристов исчезла, и портье беседовал с каким-то не то англичанином, не то американцем, поблескивали люстры, отражая дневной спокойный свет. Четкая реальность быстро выветривала фантасмагорию кошмара, и он подумал, что и вправду, пожалуй, мясо есть вредно. Однако ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть ее сейчас, и, встав с дивана, он зашагал к телефонам.
Вадимыч подходил к ней сзади, собираясь положить ей неожиданно и ласково руку на плечо – и все остатки послеобеденной дури, навеянные, очевидно, какими-то смутными и несправедливыми подозрениями, развеются, но то, что услышал, заставило его мгновенно окоченеть, застыть как соляной библейский столб. Она не говорила, она кричала в телефонную трубку так, что не услышать было невозможно: «Да-да-да, сколько мне тебе повторять, я любила тебя, люблю и буду любить!»… потом говорила еще что-то, горячо, неистово… но он уже не слышал что, да это уже и не имело никакого значения.
Он почувствовал, как во рту стало сухо, отдернул протянутую было к ней руку, развернулся и медленно, очень медленно, опустив плечи и постарев лет на десять, прошел в холл, ощущая, что ноги вдруг стали ватными, а в левой половине груди знакомо и нехорошо сжало.
Он вновь сел на оставленный было диван и, положив под язык таблетку нитроглицерина, закрыл глаза и горько подумал: вот сейчас она вернется с таким видом, будто ничего и не случилось, будет так же улыбаться, что-то говорить… А он-то, старый дурак, поверил, понадеялся – врушка, как и все! Хотя, с другой стороны, ведь и ни разу не говорила, что любит. Значит, формально честная… а по сути вранье высшего пилотажа! Выходит, просто расчет, стать профессорской любовницей или женой даже, использовать его лишь как средство. И в этом нежелании получать подарки лишь нежелание размениваться по пустякам, ей нужен был он весь сразу, с потрохами! Конечно, мысля трезво, он должен был себе сказать, не будь у него того положения и возможностей, которое дает это положение, эта красивая капризная женщина и не взглянула бы в его сторону: в ее глазах, при всех его способностях, он остался бы просто пожилым полубольным человеком.
Он сидел так довольно долго, не желая открывать глаз, как услышал, что она окликает его по имени.
Открыв глаза, поразился: она стояла перед ним, и по ее лицу текли слезы.