. В 1876 году в Терской области насчитывалось 375 676 горцев (61,2 %); 129 651 (21 %) казаков. В области в это время проходили службу 29 070 военных (4,7 %) регулярных и иррегулярных (строевых) войск
>209. В 1887 году количество регулярных войск составило 24 тыс. человек. Горское население насчитывало 63,3 %, а казачье 21,6 % от всего состава жителей Терской области
>210.
Правление первого начальника Терской области генерал-адъютанта Н.И. Евдокимова (1856–1861 гг.), который был одним из главных «покорителей» Кавказа, сопровождалось осложнением обстановки на Северном Кавказе, что в определенной степени было связано с его консервативно-реакционными взглядами на умиротворение горцев только путем применения силы, репрессий и военных экспедиций, которые стали каждодневной действительностью. В 1862 г. в Терской области было расквартировано 49 батальонов пехоты, 9 терских и 10 донских полков казачьих войск, 1 драгунский полк и др., всего более 60 тыс. человек>211.
Геополитическое положение региона способствовало значительно большей по сравнению не только со Ставропольем, но и Кавказом и даже Россией в целом, милитаризации области, то есть расположения здесь многочисленных воинских частей с офицерско – командным составом. В период первой российской революции, в частности, в Чечне размещались Дагестанский, Ширванский пехотные полки и Грозненский резервный батальон. Представительство чинов жандармерии и полиции Терека при всей их малочисленности в геополитических условиях области было на уровне средних по империи и Кавказу, превосходя их долю на Ставрополье>212.
Визитной карточкой Кавказской войны стали самостоятельность генералов и офицеров, а также инициативность солдат. В глазах русских «кавказцев» Петербург не обладал монополией власти над Кавказом. Ностальгия по «старым, добрым временам», военной поэтике удерживали «кавказскую гвардию» в Чечне, где она привыкла держать себя столь вольготно, что даже игнорировала «окрики» из центра. К.К. Бенкендорф в своих воспоминаниях подметил, что «наши солдаты вздыхали о прелестях Чечни, между тем как там их отовсюду подстреливают и каждый переход по лесу стоит чьей-нибудь жизни. Но там, по крайней мере, есть трава, есть лес, которые все-таки напоминают родину, а в Дагестане одни скалы да камни, камни да скалы… Не только солдаты, но и офицеры ощущали притяжение со стороны девственной, прекрасной и потому заманчивой, дикой, но поэтичной природой»