Время тлеть и время цвести. Том первый - страница 56

Шрифт
Интервал


– Он мне сказал при всех: «Не строй из себя, ты же здесь, в этом классе, была со мной. Скажешь, неправда?» Девчонки смеялись, а я, … я не могла ничего… И все сразу поняли, что это – правда. Потом учителя стали говорить, а я …

– Ладно, мне все понятно, вернемся сейчас в консультацию, и я выпишу тебе справку – на бланке, с круглой печатью. Можете с мамой потребовать, чтобы этого Лазарева прочистили по комсомольской линии за клевету.

– Спасибо, – она всхлипнула в последний раз и подняла на него глаза, – можно, я иногда буду вот так с вами видеться после работы и говорить?

– Пожалуйста, – засмеялся Андрей. – Два раза в неделю я принимаю в консультации, можешь ловить меня после работы, и мы посидим тут в кафе – пирожков поедим, о жизни побалакаем.

Они встречались в течение нескольких месяцев. Пили кофе, разговаривали – в основном, о делах Инги, потому что девочка долго не могла говорить и думать ни о чем ином. Справку, подписанную Воскобейниковым, ее мама принесла в школу и перед тем, как воинственно бросить на стол директору, показала всем учителям и даже техничкам:

– Смотрите все и знайте, что моя девочка чистая! Я до горкома партии и до ЦК дойду, и пусть все знают, что вы тут с моим ребенком сделали!

Перепуганный директор с классной руководительницей долго успокаивали разъяренную женщину. С большим трудом сумели утихомирить и отправили домой, обещав принять меры. Директор вызвал отца Лазарева, и в его кабинете состоялась беседа, о содержании которой никому не было известно – даже секретарше. После этого все делали вид, что ничего такого особенного не произошло, Ромка вид имел понурый, и ни он, ни его приятели к Инге больше не приставали – обходили, чуть ли не за километр.

При очередной встрече она похвасталась Андрею:

– Сегодня я случайно Лазареву учебник уронила – парту его задела. Так он даже пикнуть побоялся – вскочил, сам поднял.

Он поморщился:

– Сколько можно забивать себе голову этим ничтожеством? Пошел он к лешему, скоро ты окончишь школу, поступишь в институт и думать обо всем этом забудешь.

– Нет, я никогда не забуду – мне это в голову само лезет. А в институт мне не поступить – я тупая, у меня одни тройки, и памяти никакой, а связей у нас нет.

– Ничего страшного, – успокоил ее Воскобейников, радуясь возможности переключиться на другую тему, – не в институте счастье, в конце концов. Многие женщины живут ради семьи, воспитывают детей, заботятся о муже, и это тоже большой труд – важнее, наверное, чем труд врача или инженера.