Странно, как иногда приходишь к совершенно новому выводу, даже открытию, когда говоришь с кем-то другим, а себя слышишь словно бы впервые. На самом деле мне уже давно не перед кем было отчитываться… Отец-священник умер, еще когда мне не исполнилось и двадцати, а городские сплетницы и прохожие на улице знать меня не знают и никогда не узнают. А Ирен никогда и не требовала от меня соблюдения приличий.
Я глубоко вздохнула:
– Совершенно согласна, Квентин, что нам не требуется дуэнья, но почему я ощущаю, что она, несмотря ни на что, пригодилась бы?
Он наклонился ближе, и я увидела, как на загорелом лице разбежались от улыбки лучики-морщинки.
– Ты понимаешь, Нелл, что я могу счесть твое замечание комплиментом?
Кто я, в конце концов, – женщина или мышь? Я завидовала Пинк, потому что она запросто общалась с Квентином, когда ситуация того требовала, но вот сейчас он явился ко мне, причем по собственной воле, а я не понимаю, как с ним говорить.
– Уверена, ты заслуживаешь множества комплиментов, – сказала я. – И от кого-нибудь поважнее меня.
– Не могу представить, кто бы это мог быть.
Очень любезно. Квентин сел на диване так, что мы оказались вплотную друг к другу, а может, это получилось само собой. Сердце у меня бешено колотилось, будто внутри поселился испанский танцор фламенко. Лицо горело, руки, напротив, заледенели, а ноги онемели.
Чудесные карие глаза Квентина смотрели мне прямо в душу. Я чувствовала, как в сердце бушует ураган чувств, и понимала, что надо определиться, доверяю я ему или нет, поскольку он мог одинаково легко как осчастливить меня, так и уничтожить.
Словно читая мои мысли, Квентин взял меня за руку:
– Нелл, я хочу задать тебе только один вопрос.
– Странно. У меня их к тебе около тысячи.
– Я хочу спросить, чувствуешь ли ты что-нибудь ко мне? Хоть что-нибудь?
– Разумеется, чувствую. Господи, ну ты же дядя моей бывшей подопечной Аллегры. Я видела, как ты, совсем еще юный, отправлялся на войну, а теперь ты опытный агент Министерства иностранных дел, которого отправляют в разные концы света. Я горжусь тобой, Квентин, особенно тем, что ты пережил столько опасностей в ужасное время в ужасных местах и служил на благо отчизне и королеве.
– Это слова бывшей гувернантки. Я имел в виду нечто другое.
– Но что я могу чувствовать, кроме искреннего восхищения и благодарности?