Каким-то чудом я заставила
себя посмотреть на них и вытянуть перед собой кулак с оттопыренным большим
пальцем. Фальшивая улыбка далась мне еще хуже, но я была рада, что мое лицо
скрывает маска. Рада как никогда.
А потом я резко оторвалась
от стены и наугад заспешила быстрым шагом оттуда, чтобы убраться подальше. В
голове все было как в тумане. Позже, когда начала подмерзать, я вспомнила и про
пиджак, и про оставленные в нем вещи.
«Подумаешь, заберу завтра!
Всего-то делов!» – гордо думала я, одной рукой все-таки развязывая блузку на
животе, а потом обхватывая себя поперек туловища.
Я просто шла куда глаза
глядят, мимо зданий со светящимися вывесками и гигантскими рекламными мониторами,
постерами юношей и девушек поп-айдолов и толп гуляющих людей в костюмах.
Шла, пока не оказалась на
перекрестке в окружении возвышающихся надо мной торговых центров. Хотя
смотрелись они скорее как часть единого огромного организма, где одно здание
словно перетекало в другое. И посреди машин и людей я увидела все еще почти
зеленый сквер на противоположной стороне дороги. Что-то кольнуло меня, и больше
не осталось холода.
Я медленно ступала по
пешеходной площади, подходя все ближе и ближе. Минуя парочки и компании,
расположившиеся в сквере на железных скамейках, больше похожих на парапеты.
Так и есть. Это он. Ведь мы
же на Сибуя.
Постамент не слишком
высокий, и грудь бронзового животного находится где-то на уровне моих глаз.
Памятник целеустремленно смотрит вдаль поверх моей головы. Пес все еще ждет
своего хозяина, как и много лет назад.
Вдруг закусываю губу, и мне
снова становится холодно. Хочется укутаться во что-то теплое и согреться.
Вспомнить полузабытое тепло.
Эй, Хати… Скажи, это трудно –
быть верным, когда ты знаешь, что дорогой тебе человек не сможет быть с тобой
никогда? Какого это – ждать? Упрямо ждать, даже если это кажется бесполезным?
Конечно, Хатико, тот самый
верный пес, не может ответить. И даже подать голос лаем. Но оказывается, что во
мне где-то глубоко все еще живет наивность. Потому что мне мерещится, что в
ответ на свой вопрос я слышу какой-то гул в голове.
Грустно ухмыляюсь во все
лицо. А щеки начинают гореть. Статую нельзя трогать руками, но мне теперь очень
хотелось почесать за ушком этого бронзового пса.
Гул в голове вдруг
обрывается, будто лопнувшая струна. Позади памятника возвышается укрытый
стеклом мост над проезжей частью. Чтобы ни случилось, звук оборвался где-то
там, и я стремительно кидаюсь вперед.