Меня это на одном уроке заинтересовало, поэтому я, смотря на
мёртвого ребёнка возле себя с чёрными глазными яблоками и застывшей
физиономией оскала, шепотом спросил:
— Весело?
Мальчик в помятой, грязной школьной форме, резко повернул на
меня голову и уставился так, словно нашёл лучшего друга.
— Прыг-прыг-прыг-прыг, — начал повторять он, прыгая
возле меня. Прикольно. — Прыг-прыг-прыг-прыг-прыг…
Правда, через пару часов, когда уроки подходили к концу, я уже
устал от этих прыжков, из-за чего, подхватив лёгким взмахом
среднего пальца мелкий ужас, выкинул завизжавшего чудика в окно.
Закрытое, но ему это не помешало улететь далеко и надолго.
Благодаря этому случаю узнал, что ужасы (а он точно уже не был
неупокоенным духом), оказывается, тоже могут испытывать ужас.
Парадокс.
А так, ничего интересного не происходило. Лишь наблюдение за
социумом, наблюдение вполглаза за затравленным вселенной мальчиком
Игорем, который, кажется, из-за меня потерял возможность ходить к
психологу, и по мелочи.
На дачу летом маман решила пока сына не отправлять, уверовав в
то, что я там получил психологическую травму и мне туда нельзя, так
что всё время я скучал в городе. Не успел (вру, было скучно, успел)
оглянуться, как закончил первые два класса, перейдя в третий.
Думал, что так скука и будет продолжаться, но история с зажатым
мальчиком, над которым уже начали подшучивать, таки получила своё
развитие.
— Чего плачешь? — видя, что на тихо ревущего мелкого никто не
обращает внимания, спросил.
В тот же миг периферийным зрением увидел, как подняла
прищуренный взгляд жертва моих талантов в садике. Юлечка была
основной причиной, почему со мной не спешили общаться — сдала с
потрохами все мои грехи, ещё их и приукрасив. Причём, она вела себя
как жертва какого-то ужастика — боялась меня (и даже очень сильно),
что я прекрасно чувствовал, но при этом неслась любыми возможными
способами мне «подгадить».
Что это за настырность такая? Глупость или отвага? А может,
просто хочет страшной «мсти»? Неужели я настолько злобный? Кто этих
героинь фильмов ужасов знает. Ну, они, во всяком случае, обычно
выживают под конец.
Я подумаю.
— В-витя? — с лёгким опасением посмотрел он на мои ноги, не
поднимая взгляда на лицо. Я тут почти ни с кем не общался, да и все
меня избегали — даже учительница, так что удивление мелкого
понимаю. Печально, кстати, что пока связи с мамой ничего не дают —
другая у нас учительница английского, другая… — Т-ты мне все равно
не поверишь… — пропищал он мне с плохо скрытой надеждой в
голосе.